Ульяновский государственный университет
В течение последнего десятилетия на современном российском телевидении сформировался новый жанр – ток-шоу, включающий в себя смесь других жанров общения: политической дискуссии, рекламы, развлекательных и информационно-аналитических передач. Данная разнородность отечественного варианта западной модели ток-шоу определяет специфику используемых вербальных и невербальных средств.
Ток-шоу (от англ. talk-show) представляет собой разговорный жанр, современный аналог теледискуссии, заимствованный с западного телевидения в связи с возможностью прямого эфира, адресованный «не всем, но каждому». Ведущий сам задает большинство вопросов, приготовив заранее сценарий или план, согласованный с установками и ограничениями заказчика. При такой организации передачи практически исключается возможность в ней политической игры, непредсказуемости вопроса и выявление неожиданной информации для компетентного человека, происходит лишь актуализация уже существующей в недрах аудитории информации (см.: Вакурова, Московкин, 1997). Эта информация является не хаотичным подбором фактов и событий, но сложно-структурированной последовательностью, представляющей собой фреймовое образование, слоты (ячейки) которого заполняются строго в соответствии с типом смыслового элемента и формой его актуализации. Наличие подобной упорядоченной конструкции облегчает операции с иллокутивной составляющей (введение, замещение, преобразование) в сознании зрителя.
Коммуникативная направленность ток-шоу на зрителя определенной группы формирует установленный тематический круг, в который попадают только сюжеты, способные привлечь и удержать внимание адресата, подготовить его к принятию решений, положительных для отправителя (и заказчика) передачи, обеспечить отклик наибольшего числа представителей адресованной группы. Для этого в передачах активно используются тематики, опирающиеся на доступные и социально-приемлемые образы, закрепленные не только в сознании, но и в подсознании индивида (Юнг, 1994). Наблюдения показали, что в 75 % ток-шоу эксплуатировался образ угрозы физическому, материальному или духовному благополучию индивида: «Свобода слова в Минске» (НТВ, «Свобода слова» от 31.10.2003), «Уроки октября» (НТВ, «Свобода слова» от 07.11.2003), «Общество без будущего» (НТВ, «Свобода слова» от 28.11.2003), «Борьба с бедностью» (НТВ, «Свобода слова» от 23.01.2004), «Политический кризис на Украине» (ОРТ, «Времена» от 28.11.2004), «Терроризм в России – чеченский или международный?» (НТВ, «Свобода слова» от 24.02.2004) и др.; в 14 % рассмотренных передач – образы, связанные с возможностью удовлетворения базовых потребностей (Маслоу, 2002), самоактуализации индивидуумов в условиях данной социальной системы: «Какая У.Е. нужна России?» (НТВ, «Свобода слова» от 30.01.2004), «Россия без Путина» (НТВ, «Свобода слова» от 27.02.2004), «Все на выборы» (НТВ, «Свобода слова» от 14.03.2004) и т.д.; 10 % передач затрагивали материальные, духовные или иные ценности, наличие которых создает психологически комфортную обстановку или интегрирует различные социальные группы (образование, воспитание молодежи, сохранение культурного наследия, патриотизм и т.д.). Для сравнения, в США и Великобритании до 2001 года большую долю занимали ток-шоу ценностной направленности, но после 2001 года лидировать стали передачи, использующие образ врага или какого-либо бедствия, правонарушения, образ с негативной эмоционально-психологической окраской.
Участниками ток-шоу часто могут являться: 1) специалисты в определенной сфере (ученые), 2) лица, наделенные авторитетом в какой-либо области (священник, деятель искусства и культуры, политик и др.), 3) представители социальной группы. Каждый участник обладает набором социально-культурных показателей, гендерными, возрастными и индивидуально-типологическими особенностями, которые определяют динамику его психической активности и поведения. Однако его речевая деятельность зависит в большей мере от предшествующего коммуникативного и жизненного опыта, накопленных знаний, мотивов и установок. Прежде всего, они характеризуют состояние информационного обмена и информационной обработки «на входе» в коммуникативный акт и «на выходе» из него (Романов, Ходырев, 2001: 67-68). Требования и задачи, поставленные руководством транслирующей / спонсирующей выпуск организации, составляют основу глобальной стратегии передачи; корректировкой их на конкретных, тактических этапах занимается ведущий. Среди факторов личностного влияния участников можно также рассматривать наружность, осанку, одежду, габитус, жестикуляцию и т.п., иными словами все средства, задающие «эгональный дискурс» (Романов, 2004; Романов, Сорокин, 2004). Правильный подбор средств невербального воздействия (визуальных, аудиальных, кинестетических, цветовой гаммы и т.д.) позволяет сформировать положительную или отрицательную установку у адресата, проложить когнитивный маршрут для более эффективной актуализации коммуникативных намерений говорящих к цели, изначально поставленной инициатором (ведущим) (Романов, Ходырев, 1998; Найсер, 1981). Заданная направленность дискуссии сужает круг допустимых вербальных средств и тактики, понимаемой как совокупность практических ходов в реальном процессе речевого взаимодействия.
В ходе интеракции могут возникать следующие формы отношений между участниками: 1) равноположенности (P=1), 2) доминанты (Р>1) и 3) подчинения (P<1) (Романов, 1988). В первом случае интеракция протекает без существенных разногласий и конфликтов со стороны участников. Все стороны заинтересованы в поддержании согласованного диалога, соблюдается попеременная смена фаз, в связи с чем активно используются реплики информативно-дескриптивного и контактивно-регулятивного иллокутивного типа. Регулятивные действия направлены на «стандартное» сценарное развитие взаимодействия, при котором каждый участник вносит свой вклад в развитие стратегической инициативы и способен самостоятельно решать поставленные задачи (ср.: Романов, 2004: 33). Функция ведущего в данном случае заключается в подведении итогов обсуждения вопроса, вынесении обобщенного суждения при завершении фазы общения или просто передачи права голоса очередному участнику. Индикаторами риторической демонстрации выступают следующие элементы репликовых шагов: «допустим», «итак», «таким образом», «спасибо», «давайте подведем итог…», «вот» и др. Указывая на источник аргумента, ведущий ссылается на одного из участников («как сказал (отметил, подчеркнул, обратил внимание) N…»), ранние речевые действия («как я говорил,…», «напоминаю,…»). Например:
1. ШУСТЕР: Вот это высказывание объединило. Первое высказывание – это был самый максимальный пик одной из групп, не всех, а одной из групп, и я полагаю, это были люди, которые собирались голосовать против всех. Итак, давайте проголосуем. Как я говорил, кнопка один – пойду за одну из партий, кнопка два – не пойду вообще, кнопка три – пойду и буду голосовать против всех… Напоминаю, 67,9 было участие в выборах вообще и более 10 процентов против всех. Итак, пожалуйста, голосуйте… (НТВ, «Свобода слова» от 28.11.2003).
Риторические средства на данном уровне отношений направлены на поддержание согласованного диалога, последовательной смены ролей. Поэтому для инициализации общения при коммуникативном сбое допускается использование транспонированных форм, когда «новое оформление иллокутивной функции показывает партнеру об отступлении говорящего от своих позиций или намерений. В действительности же отступления не наблюдается, а говорящий просто готовит своего партнера к новому восприятию своего коммуникативного намерения и вводит его в активное взаимодействие» (Романов, 1988: 152). Особенно это заметно при попытке резкого перехода от отношения равноположенности к отношениям доминанты или подчинения. Например, «Заключение» транспонируется в «Критику»:
2. ШУСТЕР: И она, конечно же, пройдет через Государственную Думу, вы думаете… (1)
ПАВЛОВСКИЙ: А потом это будет идти через Государственную Думу какое-то время, да, но как раз это будет за неделю, этот срок кончается за неделю до выборов. А за неделю до выборов, я напомню, у нас 8-е Марта. У людей будет время понять, обдумать этого человека или этих людей (1-а).
ШУСТЕР: Глеб Олегович, то есть вы считаете, что это решение не инстинктивное, не спонтанное, не внезапное (2).
ПАВЛОВСКИЙ: Да упаси Господи (2-а). (НТВ, «Свобода слова» от 24.02.2004).
Фрагмент диалога (2.), разбитый для наглядности на две микроинтеракции, показывает, что появившийся сбой (коммуникативное рассогласование) на стыке шагов (1 – 1а) был вызван неправильной интерпретацией шага партнера. Шаг 1, оформленный в виде «Предположения», подразумевал «Критику» предыдущего высказывания участника. Неправильная реакция участника заставила ведущего в более эксплицитной форме выразить критику. Шаг (2) представляет собой «Заключение», транспонированное в «Критику», т.е. «Заключение = Критика». «Использование транспонированных форм в диалоге – тактический прием говорящего, который распределяет реализацию коммуникативной цели типового функционально-семантического представления на отдельные этапы или тактические варианты, в зависимости от согласованности интерактивных действий самих участников» (Романов, 1988: 153).
Несколько иной характер приобретает интеракция при доминантном отношении одного из партнеров. Участник, исполняющий роль лидера в диалоге, стремится подавить коммуникативную инициативу другого за счет использования абсолютных утверждений и выражений, означающих наличие знания, веры, твердого убеждения: «Я знаю, что p», «Я верю, что p», «Я убежден, что p», «Несомненно, что p». Однако чаще употребляются эвфемические формы: «Все прекрасно знают, что p», «Все подозревают, что p», «Мы понимаем, что p». Преобладают высказывания, относящиеся к директивному фрейму: просьба, предложения, заключения и др. Кроме того, в качестве директива может выступать транспонированный тип с возможной иллокутивной силой, например комиссив (Гарантия = Предостережение / Угроза), экспозитив (Разъяснения = Критика), пермиссив (Согласие = Критика, Согласие = Приглашение). Примером вышесказанного может послужить следующий фрагмент диалога:
3. РЫЖКОВ: Вопрос можно, Савик? (1).
ШУСТЕР: Да, пожалуйста. Владимир Рыжков (1-а).
РЫЖКОВ: Глеб Олегович, вот вы сказали, что то, что сегодня произошло, – это часть планомерных действий Президента (2). К сожалению, ни один из присутствующих… (3).
ПАВЛОВСКИЙ: Все они есть в газетах, все эти действия есть в газетах (2-а).
РЫЖКОВ: К сожалению, ни один из присутствующих плана этого не знает (3). Может быть, вы нам намекнете, чего еще ожидать в ближайшее время в рамках этих планомерных действий, чтобы не было таких сюрпризов, как сегодня? (4).
ПАВЛОВСКИЙ: 14 марта население страны в значительно большем количестве, чем указанная здесь цифра, придет на выборы и выразит доверие новой системе власти (4-а). Для того чтобы участвовать в этой власти, для того, чтобы войти в состав правящего класса страны. И дальше – это надолго (5). (НТВ, «Свобода слова» от 24.02.2004).
Иллокутивный потенциал репликового шага (1) направлен на получение формального разрешения у ведущего С. Шустера начать цепочку обмена репликовыми действиями, в которой роль лидера (P>1) принадлежит отправителю реквестива. Ведущий занимает позицию инстанции, дающей или лишающей права актуализировать иллокутивный потенциал совокупных речевых действий участника. При наступлении конфликтной ситуации Ведущий может остановить диалог и передать право следующего хода другому участнику. В данном случае согласие ведущего можно расценивать, как приглашение начать микроинтеракцию. На участке (2) – (3) происходит рассогласование вследствие ошибочной трактовки адресатом шага (2) как «Обвинения» и дальнейшей попытки сослаться на экспертное мнение для оправдания. Шаг адресанта (3) представляет собой констатив, транспонированный в сатисфактив (критика), опровергающий аргумент адресата, а следующий за ним шаг (4) – реквестив, транспонированный в сатисфактив. Ответный шаг (4-а) иллокутивно прочитывается как разъяснение критикуемых положений. Адресат сразу же пытается обосновать свою позицию гарантией транспонированной в обещание (шаг (5)).
Как мы видим, оба партнера по коммуникации претендуют на роль лидера в построении диалога. Незначительное внимание уделяется с обеих сторон уделяется поддержанию равновесия между достижениями цели и невыходом собеседника из коммуникативного пространства. Более сильный участник следует преимущественно фреймовой конфигурации эгоцентрической с повышенным контролем за ходом поведения собеседника или смешанной разновидности, обеспечивающей неконфликтное развитие речевой ситуации (подробнее: Романов, 2004). Важно отметить, что выбор стратегической доминанты во многом определяется психологическими свойствами участника. Так, человек повышенной реактивности и эмоциональной возбудимости, с низким уровнем зрелости («зрелость» как компетентность, точность в выборе средств достижения цели) не заинтересован решать совместные задачи, что обусловливает ориентацию на стратегическую доминанту «директив». Как правило, коммуникант обращается к адресатной разновидности стилевого речевого поведения со следующими приоритетами:
– положительная оценка не акцентируется (принцип: никакой ответственности за действия и результаты);
– минимальный контроль, основанный лишь на ролевых проявлениях («потому что так нужно по сценарию»);
– конфликтные ситуации и рассогласования не замечаются;
– место ответственности часто занимает активная критика, когда необходимо защитить свой имидж (Романов, 2004: 11).
Для достижения своих целей адресант пользуется следующими техниками риторической аргументации: вытеснения, введения в заблуждение, искажения, апелляции и разных вопросов-капканов. Если угроза репутации слишком велика, то в 85% случаев используется техника дискредитации собеседника.
В качестве яркого примера можно привести любое ток-шоу с участием В.В. Жириновского, высокая реактивность которого практически сводит на «нет» высокую компетентность в риторической коммуникации.
4. ЖИРИНОВСКИЙ: Но вы поставьте вопрос: немедленно убрать Юсуфова, потому что 45 тысяч жителей Сахалина мерзнут уже два месяца. Вы же молчите (1).
ГЛАЗЬЕВ: Владимир Вольфович, мы постоянно об этом говорим. (1-а).
ЖИРИНОВСКИЙ: Вы хотите быть оппозиционным и только вносить законы. Но закон бесполезный, если замерзают люди, виноват министр, у него может быть тысяча законов, но если я не врубаю рубильник и не плачу слесарю, никакой закон тепла не даст. Так ставьте вопросы конкретно. Сегодня вы могли поставить этот вопрос? (2).
ГЛАЗЬЕВ: Поставили вопрос конкретно о том, что … (2-а).
ЖИРИНОВСКИЙ: Но Касьянов же не ответил (3).
ШУСТЕР: А вот Александр Жуков стоит, вот «Единая Россия», а вокруг него вопросы. Виктор Иванович, пожалуйста (4).
ЖИРИНОВСКИЙ: Подождите, Виктор Иванович (5).
ЧЕРЕПКОВ: Нет, Вольфович (5-а).
ЖИРИНОВСКИЙ: Что, что? Приморье вас выгнало (6).
ЧЕРЕПКОВ: Приморье меня выдвинуло, Вольфович, а не выгнало (6-а). (НТВ, «Свобода слова» от 16.01.2004)
В представленном фрагменте диалога отчетливо видна общая рассогласованность коммуникации, прерывистость смены фаз (шаги (3) – (5)), отсутствие плавных переходов. Жесткая и даже агрессивная позиция инициатора (Жириновский) проявляется в использовании реплик, относящихся к директивному иллокутивному фрейму, их доля в этом диалоге достигает 90%. Мы можем говорить даже о транспонировании отдельных директивных фреймов в контактивно-регулятивный тип – шаг 3: «Заключение = Обвинение». Безуспешной оказывается попытка ведущего вернуть диалогу прежнюю направленность посредством передачи права очередного хода другому участнику (шаг 4). Шаги 4 и 5 можно назвать переломными для данной микроинтеракции: дискомфортная психологическая обстановка накаляется еще больше, что грозит в итоге полным разрывом коммуникации. Лишь умело отраженное обвинение (шаг 6) стабилизирует ситуацию.
Когда диалог протекает между коммуникантами, темперамент которых относится к типу «флегматик» или «сангвиник», поведение говорящего лидера маркируется доминантой «участие». Говорящий придерживается смешанной разновидности фреймовой конфигурации. Характеристикой интеракции в данных условиях является сотрудничество, кооперация на пути к поставленной цели. Говорящий апеллирует к аргументам, логически обоснованным и эмоционально взвешенным. Возможных конфликтных образов и фактов либо избегают, либо выражают их психологически более приемлемыми риторическими средствами (скрытая аргументация, описание и т.п.) или путем использования особых техник аргументирования (порядок подачи аргументов или контраргументов, стимулирование интереса). Ср. в диалоге:
5. ЖУКОВ: Видите ли, Сергей Юрьевич, у нас с вами несколько разные представления о том, какие законы нужны стране, и не только по этому плану.
ГЛАЗЬЕВ: У нас одно представление, что власть должна работать на повышение уровня жизни, правильно?
ЖУКОВ: Безусловно, в том нет никаких сомнений.
ГЛАЗЬЕВ: Так давайте будем честными до конца.
ЖУКОВ: То, что цели у любой партии, представленные в Государственной Думе, таковые, и они декларируются, чтобы народ жил лучше, в этом нет никаких сомнений.
ГЛАЗЬЕВ: Мы предлагаем конкретные механизмы, как это сделать.
ЖУКОВ: Только пути их достижения у коммунистов, у вас и у «Единой России» совершенно разные.
ГЛАЗЬЕВ: Есть объективно верные пути, которые вы, к сожалению, боитесь признать. (НТВ, «Свобода слова» от 16.01.2004)
Согласованный характер диалога обеспечивается как риторическими методами аргументирования (метод видимой поддержки, потенцирования (смещения акцента на интересующий автора момент)), так и спекулятивными техниками (обращения к авторитету, изменения направления, техника анекдота). Так, техника анекдота служит прекрасным средством корректировки общего эмоционально-психологического фона интеракции при одновременной загрузке визуального канала реципиента. Особенно в этом отношении хотелось бы выделить передачу «К барьеру», где ведущий в промежутках между раундами повествует о дуэлях в дореволюционной России. Все посторонние элементы: картинки и информационные помехи в виде других участников и присутствующих в телестудии зрителей и экспертов – устраняются, благодаря чему создается более тесное пространство, эффект изоляции ведущего и телезрителя и повышается степень достоверности, доверия к предлагаемому сообщению.
На определенном этапе интеракции в ток-шоу вектор отношений может поменяться с доминанты на подчинение. Причина этого заключается в сложившейся коммуникативной ситуации, когда экспектации партнеров направлены на принятие необходимых действий для координирования диалогического взаимодействия в соответствии с глобальной целью или поддержания согласованной коммуникации. В поведении лидера (инициатора) будет преобладать стиль «убеждение», иными словами, его сообщения будут состоять из информационных блоков, воплощенных в форму логических аргументов или контраргументов, с сильным иллокутивным потенциалом и четко выраженным эмоционально-психологическим зарядом. Собеседник, как правило, открыт к компромиссным вариантам, демонстрирует интерес и согласие с утверждениями инициатора. Через некоторое количество речевых ходов, при условии отсутствия сбоев, возможна смена роли инициатора. Говорящие актуализируют свои интенции посредством различных риторических методов и спекулятивных техник (Романов, Ходырев, 2001: 171-185), среди которых: метод «извлечения выводов», метод «да…, но», метод «кусков», метод видимой поддержки, техника отсрочки, техника вытеснения, техника вопросов-капканов (повторение, альтернатива, контрвопрос), прием оправдания, согласия, подтверждения тезиса, акцентуации и т.д. Ср., например, в следующем фрагменте диалога:
6. ШУСТЕР: А для страны риск? (1)
ЦИПКО: Для страны, естественно, тоже есть (1-а). И от власти, но тогда еще скажите самую большую правду: а могло бы быть по-другому? (2). Правильно говорил Харитонов, в рамках нынешней сверхпрезидентской республики, в рамках вот того политического выбора, который сделали тогда люди, называющие себя демократами, когда они практически разогнали парламент, а потом расстреляли, они выбрали такой тип политической системы, где, строго говоря, не может быть никакой политической оппозиции, она не может быть равная, оппозиция это только тогда, когда у нее равные шансы наряду с действующей властью, здесь по природе при таком административном ресурсе никогда оппозиция не будет иметь таких шансов (3).
И вот вы имеете такой тип переходной, во многом тупиковой демократии, которая довела до нынешней ситуации (4). Я счастлив, мы увидели именно при этой политической системе. То, что получилось, идеально (5).
ЗАДОРНОВ: Я хочу возразить коллеге Ципко (6). Да, есть общественное настроение в сторону большинства, но я еще раз подчеркиваю, настроение не всего общества, есть значительная часть людей, которая бы хотела бы, чтобы их интересы тоже были представлены. Но, скорее, их не 50 миллионов, пускай их десять миллионов одних и 15 миллионов других, они не представлены, они не чувствуют, что среди этих 450 услышанный голос, это очень важно (7). (НТВ, «Свобода слова» от 16.01.2004)
Из приведенного выше фрагмента диалога видна смена роли инициатора на протяжении одного речевого эпизода, при одновременной смене отношений с P>1 на Р<1. Поводом этому послужило несогласие третьего участника с точкой зрения второго участника (6), что маркируется методом «да…, но» и приемом акцентуации (7). Аргументация второго участника построена на использовании метода видимого согласия (1-а), риторического вопроса (2) и приема подтверждения тезиса одного из ранее выступавших участников (3). Как мы видим, логическая цепочка адресанта (2–5) не обладала достаточной иллокутивной силой, чтобы заместить (или дополнить) слот во фрейме адресата, и привела к речевым актам ВОЗРАЖЕНИЯ (6) и КОНТРАРГУМЕНТАЦИИ (7).
Таким образом, интерактивное пространство ток-шоу представляет собой комплексное образование, включающее как текстуальные, так и экстратекстуальные (прагматические) элементы, отвечающие за правильную реализацию иллокутивного потенциала сообщений участников в условиях типового фрейма диалогического взаимодействия. При анализе важно учитывать социо-культурные и психо-эмоциональные характеристики субъектов, их психотип, который влияет на отбор вербальных и невербальных средств и тактик. Эффективность дискурсии ток-шоу как любой дискурсивной деятельности обеспечивается соблюдением следующих требований: быть результативной, успешной, достигать поставленной цели. «Для этого дискурсивная деятельность должна быть «правильной», т.е. точной, адекватной (максимально приближаться к задаваемому образцу – норме или типовой фреймовой конфигурации), «чистой», чтобы избегать непредусмотренных последствий, надежной и последовательной» (Романов, 2004: 18). Но самый главный критерий – ее целесообразность.
Литература
1. Вакурова Н.В., Московкин Л.И. Типология жанров современной экранной продукции. – М., 1997.
2. Маслоу А. По направлению к психологии бытия. Религии, ценности и пик-переживания.– М., 2002.
3. Найсер У. Познание и реальность. Пер. с англ.– М.: Прогресс, 1981.
4. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения.– М.: ИЯ АН СССР, 1988.
5. Романов А.А. Суггестивная модель речевого общения: манипуляция или игра со смыслами? // Человек лживый / HOMO MENDAX: игра с личностью или игра со смыслами. – М.-Тверь, 2004. – С. 3-36.
6. Романов А.А., Ходырев А.А. Управленческая имеджелогия. – Тверь: Герс, 1998.
7. Романов А.А., Ходырев А.А. Управленческая риторика. – М.: Лилия, 2001.
8. Романов А.А., Сорокин Ю.А. Соматикон или Психосемиотика визуальной коммуникации. – М., 2004.
9. Юнг К.Г. Аналитическая психология. – СПб., 1994.