Н.А. Белоус
Ульяновский государственный университет
ПРАГМАТИЧЕСКАЯ НЕРАВНОПОЛОЖЕННОСТЬ
В КОНФЛИКТНОМ ДИСКУРСЕ
Конфликт в коммуникации можно начать разрешать раньше, чем он войдет в деструктивную фазу. Конфликтный опыт общения как человеческий ресурс выполняет деструктивную роль, если человек говорящий не умеет им управлять. Коммуникативный регистр не релевантен конфликтному дискурсу, однако любая коммуникативная неудача обладает конструктивным потенциалом, если только участники дискурса, развивающегося по любому сценарию не уклоняются от того, чтобы определять ситуацию.
Конфликтный дискурс обладает естественной сущностью как неизбежная данность: он ни позитивен, ни негативен, он просто есть.
Мы считаем, что в качестве конфликтного дискурса выступает речевое взаимодействие коммуникантов, в результате которого участники попадают в дискомфортное состояние благодаря вербальному воздействию друг на друга, в связи с тем, что иллокутивная доминанта речевого взаимодействия характеризуется наличием столкновения вербально выраженных целей.
Общение в рамках конфликтного дискурса представляет собой взаимодействие партнеров, которое осуществляется с помощью реплик или репликовых шагов, построенных из знаков естественного языка. Взаимодействие общающихся сторон в диалоге конфликтной окраски возможно в том случае, если:
1. партнеры по диалогу могут влиять друг на друга;
2. это влияние упорядочено в единый процесс, правила которого можно регулировать.
Результатом такого противодействия явится достижение или провал коммуникативной цели; хотя бы один из участников будет испытывать негативные эмоции; хотя бы один из участников конфликтного дискурса обогатит свой семиотический тезаурус, прежде всего, представлением о рамках «власти», которая проявляется в конфликтном дискурсе характеристиками роли реципиента, владеющего инициативой. Полагаем, в рамках конфликтного дискурса между этими двумя терминами «власть» и «инициатива» можно поставить знак равенства, тогда «власть» следует считать строевым элементом прагматических отношений в конфликтном дискурсе. Используя за основу анализ определения, которое часто обсуждается сегодня в рамках психологии: «власть есть определение границ движения» (И.Д. Ксениди), мы выявили речевые характеристики властных проявлений в момент коммуникативных взаимоотношений между людьми. Рассмотрим это на примерах коммуникативных ролей.
Укажем, что временная пресуппозиция дискурса в примере (1) ограничена рамками такого времени суток, как «утро», т.е. реципиенты не испытывают усталости и, находясь в рамках локальной пресуппозиции «привычный, знакомый для обоих двор», не испытывают нужды приспосабливаться к месту. Ситуативная пресуппозиция также не оказывает давления на реципиентов, которые находятся в неравноположенных отношениях «начальник»/«подчиненный» уже некоторое время, и каждый, согласно коммуникативной ситуации, должен адекватно реагировать на свое место в социальной иерархии. Реципиенты интеракции: Р1 – Левинсон, командир отряда, выходец из низов – «начальник», Р2 – Морозка, бывший шахтер, представитель широких масс «подчиненный». «Начальник», по своему официально-юридическому статусу, является субъектом власти, «подчиненный» – объектом власти. Выявим условия возникновения конфликтного дискурса, рассматривая процесс их взаимоотношений через призму предлагаемого определения понятия «власть». Это понятие в диалоге реализуется в лексических единицах репликовых шагов. Пример (1):
Р1: Чего же ты стоишь? (1) – рассердился Левинсон.
Р2: Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого и в отряде нет (1а)…
Морозка нарочно сказал «товарищ командир», чтобы вышло официальней: обычно называл просто по фамилии.
Р1: Может быть, мне самому съездить, а? (2) – спросил Левинсон едко.
Р2: Зачем самому? Народу сколько угодно (2а)…
Левинсон сунул пакет в карман с решительным видом человека, исчерпавшего все мирные возможности.
Р1: Иди, сдай оружие начхозу, – сказал он с убийственным спокойствием, – и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо (3)…
Р2: Обожди,(3а) - сказал Морозка угрюмо. – Давай письмо. – Он сдвинул пыльную фуражку и сочным, внезапно повеселевшим голосом докончил: – Потому не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили!.. (4)
Р1: То-то и есть, – засмеялся командир, – а сначала кобенился… балда!. (4а).
Морозка притянул Левинсона за пуговицу и таинственным шепотом сказал:
Р2: Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а тут ты со своим пакетом. Выходит, ты самая балда и есть (5)…
Он лукаво мигнул зелено-карим глазом и фыркнул <…>(Фадеев, 1980: 4)
В рамках рассматриваемого типового директивного иллокутивного фрейма возможно объединение нескольких речевых действий с различной степенью выражения иллокутивной силы:
1. реквестива (2) – Р1: Может быть, мне самому съездить, а? (2) – спросил Левинсон едко.
2. и суггестива (1а) – Р2: Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого и в отряде нет (1а); (4) – Давай письмо. – Он сдвинул пыльную фуражку и сочным, внезапно повеселевшим голосом докончил: – Потому не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили!..(4); (5) – Р2: Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а тут ты со своим пакетом. Выходит, ты самая балда и есть (5),
3. инъюктива (1) – Р1: Чего же ты стоишь? (1) – рассердился Левинсон; (3) Р1: Иди, сдай оружие начхозу, – сказал он с убийственным спокойствием, – и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо (3); (4а) Р1: То-то и есть, – засмеялся командир, – а сначала кобенился… балда!
Одно из названных действий – инъюктив – является доминирующим в таком объединении. В этом случае доминирующим является и иллокутивная сила приказа по отношению к другим иллокутивным проявлениям всего комплексного образования диалогического текста примера (1).
Экспликатором иллокутивного действия «приказа» в рассматриваемом диалогическом общении является речевое действие партнера Р1 – Левинсона, командира отряда, которое произносится говорящим в вопросительной эмоцонально окрашенной форме «Р1: Чего же ты стоишь? (1) – рассердился Левинсон. + Р1: Может быть, мне самому съездить, а? (2) – спросил Левинсон едко.», с целью заставить Р2 (Морозку, подчиненного) выполнить поручение – отвезти пакет.
Схематично можно представить взаимодействие (взаимосвязь) речевого и иллокутивного действия таким образом: действие (речевое) «включает» иллокутивное проявление (Г – Левинсон, командир отряда, выходец из низов - «начальник», С – Морозка, бывший шахтер, представитель широких масс «подчиненный», р – предмет диалога, включенный в сферу действия, - пакет, который надо доставить), а ИП символизирует конкретное проявление (в виде иллокутивной силы – «Может быть, мне самому съездить, а?», которая может не совпадать с иллокутивным потенциалом – «и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо (3)…» типовой интеракции) иллокутивного действия.
А когда «подчиненный» с предложениями о коррекции первоначального задания обращается к «начальнику»: Р2: Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого и в отряде нет (1а)… в данной ситуации уже «подчиненный» становится представителем первичной власти, а «начальник» – представителем вторичной власти, то есть изменяются позиции неравноположенности коммуникантов. Если «начальник» не согласится с коррекцией изменений первоначально вербально предложенных границ окружающего бытия, и останется в положении представителя первичной власти: Р1: Иди, сдай оружие начхозу, – сказал он с убийственным спокойствием, – и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо (3)… это приведет к возникновению конфликтного дискурса. В данной ситуации конфликт основывается на противостоянии двух представителей первичной власти.
Может так случиться, что «подчиненный» займется саботажем: Р2: Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а тут ты со своим пакетом. Выходит, ты самая балда и есть (5). Это также приведет к возникновению конфликта, т.е. прагматическая валентность «власти» обуславливает возникновение конфликтного дискурса. Действительно, «столкновение» как ядро конфликтного дискурса предполагает осознанную активность сторон.
Может так случиться, что «подчиненный» займется реализацией первоначально вербально предложенных изменений границ окружающего бытия. Но, не сможет этого сделать по причинам объективного характера как в примере (2): Р1: Ты хоть видал когда, как твоя баба полы мыла, чушка? (2); Р2: От бабы меня, гражданин начальник, в сорок первом отставили. Не упомню, какая она и баба. (2а) Ситуативная пресуппозиция примера оказывает давление на реципиентов, которые находятся в отношениях «начальник» / «подчиненный» т.к. в рамках социального института контроля существуют определенные трудности при привыкании к роли «подчиненного». Реципиенты интеракции: Р1 – мужчина, средних лет, надзиратель – «начальник», Р2 – Шухов, мужчина, средних лет, заключенный – «подчиненный». Ср.:
Шухов стал щедро разливать воду тряпкой и ринулся под валенки надзирателям.
Р1: Ты! Гад! Потише! – спохватился один, подбирая ноги на стул. Да ты сколько воды набираешь, дурак? Кто ж так моет? (1)
Р2: Гражданин начальник! А иначе его не вымоешь. Въелась грязь то…(1а)
Р1: Ты хоть видал когда, как твоя баба полы мыла, чушка? (2)
Р2: От бабы меня, гражданин начальник, в сорок первом отставили. Не упомню, какая она и баба. (2а)
Р1: Так вот вы моете… Ничего, падлы, делать не умеют и не хотят. Хлеба того не стоят, что им дают. Дерьмом вас кормить. (3) (Солженицын, 1998: 384)
В данной ситуации, объективные причины являются речевым проявлением объективной власти.
Разделение участников властных взаимоотношений на субъект и объект власти не полностью удовлетворяет динамически меняющимся жизненным коммуникативным ситуациям в рамках различных социальных институтов.
В первом примере видно, что, во-первых, хотя «начальник», по своему официально-юридическому статусу, и является субъектом власти, а «подчиненный» – объектом власти, но направленность властного воздействия может постоянно меняться и коммуниканты способны меняться ролями.
Во-вторых, «подчиненный», может занять позицию условно-относительного автономного представителя вторичной власти.
В третьих, сталкиваясь с необходимостью анализа прагматики «власти» в коммуникативных взаимоотношениях нельзя игнорировать темпоральную, локальную и ситуативную пресуппозиции. Кстати говоря, игнорирование, это тоже властное проявление (Ледяев, 2000; Ледяев, 2001) – т.е. исследователь рискует попасть в ловушку при «коммуникативных играх» с материалом конфликтных дискурсов и свести на «нет» субъективность.
Все, что делает человек посредством речевых действий, направлено на изменение границ окружающего его бытия. Разница только в вероятности достижения конечного результата. У субъекта влияния есть коммуникативные намерения по изменению определенных границ бытия, но они не обязательны для исполнения окружающими, что может и почти всегда приводит к возникновению условий конфликтного дискурса, т.е. столкновению коммуникативных целей. У субъекта власти тоже есть коммуникативные намерения по изменению определенных границ бытия, но они обязательны для исполнения окружающими.
Очевидно, что наибольшей вероятностью достижения желаемых для индивида изменений границ окружающего бытия, обладает как раз прагматическое обладание властью – возможность задавать направленность речевого действия-шага и в свою пользу совершать такое действие; а наименьшей – случайное стечение обстоятельств – сочетание темпоральной, локальной или ситуативной пресуппозиций, – когда желаемые для индивида границы окружающего бытия изменятся без его участия, т.е., псевдослучайным образом.
Итак, «власть» обладает прагматической валентностью в конфликтном дискурсе, где конфликт основывается на коммуникативном противостоянии представителя первичной власти и проявлении объективной власти. При анализе многочисленных примеров (статья содержит минимальный объем иллюстративного материала) наблюдается эффект транспонирования иллокутивных типов по возрастающей, причем транспонирование (как внутритиповое, так и межтиповое) происходит в сторону интенсификации директивности иллокутивного типа. Конфликтный дискурс может зародиться при условии чрезмерно интенсивного воздействия одного из участников на другого, если оно воспринимается как таковое, и маркировано в языковом плане.
«Власть» обладает прагматической валентностью в конфликтном дискурсе если коммуниканты меняются ролями «начальник» / «подчиненный» в следующем порядке:
1. В процессе решения об исполнении задания, у «подчиненного» может возникнуть иное мнение об изменении количества и наименования параметров заданных границ, или по поводу выбора даже самих границ границ окружающего бытия.
2. «Подчиненный» займется саботажем.
3. «Подчиненный» займется реализацией первоначально предложенных изменений границ окружающего бытия и не сможет этого сделать по причинам объективного характера.
4. «Начальник» не согласится с коррекцией изменений первоначально предложенных границ окружающего бытия, и останется в положении представителя первичной власти.
Основополагающая роль в процессе транспонирования принадлежит контексту (в основном, прагматическому (социальному, межличностному) и ситуативному). Конфликтность может вызвать способ актуализации иллокутивного содержания. Выбранная одним из участников для этой цели языковая форма, интерпретируется партнером как «превышение полномочий» в рамках контекста. Чаще всего на интерпретацию иллокутивного содержания оказывает влияние соотношение социально-ролевых статусов, в меньшей степени – комплекс ситуативных и темпоральных, ситуативных и локальных факторов. Таким образом, мы можем говорить о том, что существуют различия не в самом контексте (как совокупности объективно существующих факторов), но в интерпретации контекста участниками интеракции.
Семантические компоненты высказываний, являющиеся элементами иллокутивных показателей, обладают конфликтогенным потенциалом, в том плане, что являются активаторами коммуникативного рассогласования, наступающего вследствие неудовлетворенности общей пресуппозиционной базой и столкновения целей.
Литература
1. Ксениди И.Д. К концепции властного общества. Анализ одного из определений понятия «власть» [Электронный ресурс]. – Электрон. данные. – 2006. – Режим доступа: http://ksid.nm.ru/kritika.htm, свободный. – Загл. с экрана. – Яз. рус., 01.02.2006.
2. Соложеницын А. Один день Ивана Денисовича / Хрестоматия для общеобразовательных учебных заведений. Ч.2 / Сост. В.В. Агеносов, Э.Л. Безносов. – 2-е изд. – М.: Дрофа, 1998.
3. Фадеев А. А. Разгром: Роман. – М.: Сов. Россия, 1980.
(0,52 п.л.)