ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ СОРОКИН

Институт языкознания Российской академии наук

 

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОД И ЕГО ФИКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

 

1. «Понятие окончательного текста – плод веры (или усталости)» – так считал Х.Л. Борхес (Борхес, 1994, 2: 303). Наверное, это все-таки – совокупный плод, а «окончательный текст» не существует и не может существовать. Показательно в этом отношении эссе Х.Л. Борхеса «Пе­реводчики «Тысячи и одной ночи»», в котором он рассматривает разные версии этого произведения, предложенные Ж.А. Галланом, Э. Лейном и Р.Ф. Бертоном, а также некоторыми другими переводчиками. Естественно, что в нем Х.Л. Борхес не может не высказаться относитель­но буквального и небуквального способов  перевода: «Первый принцип чреват единообразием и тяжеловесностью, второй – открытиями, больши­ми и малыми. Оба принципа значат меньше, чем переводчик и его литератур­ные способности. Переводить дух подлинника – намерение такое гранди­озное и такое невероятное, что рискует остаться благим; перево­дить букву – требует такой поразительной точности, что вряд ли за это кто-нибудь возьмется» (Борхес, 1994, 1: 201). Но наряду с этими суждениями показательны и другие высказывания Х.Л. Борхеса: «Опускать случайные удачи подлинника, если главное – передать магиче­скую атмосферу, – не та вина, что не прощает Господь»; «Бертон был поэт: в 1880 году он опубликовал «Касыды», эволюционистскую рапсодию, которую леди Бертон всегда ставила выше «Рубайят» Фитцджеральда … Прозаическое решение соперника не могло его не возмутить, и он вознамерился перевести английским стихом – попытка, заранее обреченная на неудачу, так как она противоречила его собственной установке на полную дословность»; «основное отличие между поэзией и про­зой заключается в совершенно разной читательской вовлеченности: первая предусматривает сосредоточенность, неприемлемую для последней. Нечто подобное происходит с сочинениями Бертона: он обладает авторитетом первооткрывателя, с которым не мог соперничать ни один арабист. С ним связывают притягательность запретного»; «… Мардрюс перево­дит не слова, но сцены книги: свобода, неизвестная переводчикам, но приемлемая среди художников, позволяющая добавлять такого рода детали. Я не знаю, эти ли забавные развлечения придают переводу такое ощущение счастья, впечатление собственного вымысла, настроения, не развеянного необходимостью рыться в словарях. Скажу лишь, что «перевод» Мардрюса самый читаемый из всех – после несравненного перевода Бертона, также неточного. (В этом переводе фальшь иного свойства: она заключается в злоупотреблении грубым английским языком, перегруженным архаизмами и варваризмами). <…> Хвалить Мардрюса за верность – значит забывать о душе Мардрюса ... Его недостоверность, его сознательная и удачная недостоверность – вот что для нас важно» (Борхес, 1994, 1: 202, 205, 213, 214).

2. Иными словами, выясняется, что переводной художественный текст является не чем иным, как рядом проекций, структура и качество которых зависит от психотипических особенностей переводчика, сопряжен­ных, конечно, с его сознательными установками (в частности, с установ­кой на конкурентность). Именно эта установка и позволяет перевод­чику соответствующим образом аранжировать свои креативные способно­сти и выбирать такой логосический материал, который специфически маркирует его как личность.

3. Важность ее глубинных ориентаций, ее фокусов когитивно-когнитивного внимания подтверждается и экспериментальными данными, полученными от испытуемых, которым предъявляли оригинал и три русскоязычных вариан­та стихотворения Д. Томаса «Especially When the October Wind» (пере­воды А. Сергеева, М. Карп и М. Кореневой). В частности, оказалось, что «…в проекции А. Сергеева тенденцию к усилению имеют ДСС (денотатные структуры – Ю.С.), ДВИЖЕНИЕ и ВРЕМЯ, лишенные своего оппозита; «подкрепление» ДС КОЛДОВСТВО родственной ДС ФАНТАЗИЯ приводит к увеличению числа доминантных смыслов проекции. В варианте М. Карп таким же образам повышают свой статуе ДСС ЖИЗНЬ и НАСИЛИЕ, хотя при­мечательно, что … наличие самой обширной рематической области в совокупности с полным отсутствием тематических оппозиций обусловливает складывание иной системы противопоставлений окказио­нального характера, в равной мере способствующей изменению поля проекции. По нашему предположению, своеобразным аналогом ДСС ВРЕМЯ, ЗИМА и НАСИЛИЕ у М. Кореневой выступают соответственно родственные им ДСС АРХАИЗМЫ, ТЕМНОТА и РЕЗКОСТЬ, что свидетельствует о преимущественном внимании переводчицы к отдельным деталям ситуации, а не к ее целостному облику и способствует искажению направленности интерпретации»; «сравним картину осени, предстающую перед «мысленным взором» ии., интерпретирующих переводы М. Карп и Н. Кореневой. Если в первом из рассматриваемых вариантов упоминание о «паучьем пеньи» создает у ии. серии АЭ (ассоциативного эксперимента – Ю.С.) иллю­зию «бабьего лета», типичными атрибутами которого считаются «лета­ющие паутинки» (ср. характеристики движения, полученные в серии СД (семантического дифференциала – Ю.С.): тихий, медленный, пас­сивный, плавный), «прощальные звуки лета», «музыка» …, «послед­ние теплые дни» (ср. актуальность координаты теплый в серии СД), то в контексте перевода М. Кореневой реализуется совсем иной «сце­нарий» осени: ср. наибольшие из трех КА (коэффициентов актуальности – Ю.С.) смысловых рядов НЕНАСТЬЕ, ГРЯЗЬ, ТЯЖЕСТЬ, ХОЛОД, утративших свою значимость в минимальном контексте и вновь возвративших актуальность под влиянием СП (смыслового поля – Ю.С.) ОСЕННЯЯ, значимое отсутствие ОЭ (опорных элементов – Ю.С.) ОБРАЗ ДЕРЕВЬЕВ, ОБРАЗ ЛИСТЬЕВ, АКУСТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ, преобладание серо-чер­ной гаммы в составе ОЭ ЦВЕТ (в противовес желто-красной в других вариантах проекций), выраженную негативную оценку и обилие отрицательных эмоций в противоположность положительному эмоционально-оценочному фону СПП (смысловых полей – Ю.С.) ЧАРЫ и ДНИ ...» (Заалевская, Каминская, Медведева, Рафикова, 1998: 63, 79). Ср. также различия и сходства в этнопсихоментальных мирах русских и немцев, обсуждаемые Т.А. Фесенко (Фесенко, 2001). Трансплантация этих различий и сходств, несомненно, зависит от эмпатических качеств переводчика (врожденных качеств?).

4. Но вряд ли переводчик придерживается вышеизложенной логики рассуждений. Скорее всего, он подчиняется своим интуитивно-вкусовым импульсам, сознавая, конечно, что они должны быть подчинены некоторым общим когитивно-когнитивным установкам. В частности, таким, которые предлагает (опи­раясь на идеи И.Э. Клюканова) И.М. Ситкарева, различающая резистивный буквальный перевод и резистивный экспликативный перевод, адаптивный ин­формативный перевод и адаптивный перевод по аналогии. По ее мнению, последний тип перевода «... построен по принципу замещения объекта / ситуации культуры-отправителя сходным, но не тождественным по содержанию объектом-ситуацией культуры-рецептора. <…> Внутри локуса резистивности повышенная степень участия в передаче коммуникативной нагрузки лакуны характеризует резистивный экспликативный перевод (передача информативной составляющей лакуны + трансляция культурно специфического способа означивания). Пониженная степень участия в передаче коммуникативной нагрузки лакуны характеризует резистивный буквальный перевод (не раскрывающий информативную составляющую лакуны). Внутри локуса адаптивности повышенную степень участия в передаче коммуника­тивной нагрузки оригинала обнаруживает адаптивный информативный пе­ревод (направленность на достоверную передачу информативной составля­ющей лакуны оригинала), а пониженную – адаптивный перевод по анало­гии (допускающий модификации коммуникативной нагрузки оригинала)» (Ситкарева, 2001: 15, 16).

5. И все-таки сомнительно, чтобы такие ориентиры были полезны переводчику, ибо научное и художественное творчество все-таки разнопорядковы: первое ориентируется на концепты, второе – на образы / психологосемы. Он сознательно или бессознательно, но понимает важность обогащения «семантического богатства слов» (Рикёр, 1995: 147), будучи вполне уверенным в том, что если «... контекст допускает или предусматривает одновременно несколько изотопий, то мы имеем дело с глубоко символическим языком, который, говоря об одной вещи, говорит и о другой» (Рикёр, 1995: 147). Но он также понимает, что существующие переводоведческие теории остаются в стороне от этой «игры изотопий».

Эти теории малополезны (общие советы – не в счет) и для уяснения сути коннотации, которую Р. Барт характеризует как «… измеримый след той или иной множественности текста (ограниченной множественности классического текста)», как «способ ассоциирования, осуществляемый текстом-субъектом в границах своей собственной системы» (Барт, 2001: 35) (с последним определением вряд ли можно согласиться: текст – это мертвый «субъект», и он вряд ли способен к ассоциированию).

В них используется также фигура умолчания относительно стилей звука / звуковой стилистики (см. по этому поводу: Бондарь, 2001; см. также: Шадрина, 2001) (по-видимому, более удачными были бы термины фоностили и фоностилистика), а также фоноколористики.

(ПРИМЕЧАНИЕ: Очевидно, и фоностилистические, и фоноколористические способности являются врожденными. Их отсутствие у переводчика с не­избежностью предопределяет дефектность художественного текста как фоносемантической данности).

В них даже не обсуждается вопрос о культуральной иммунитетной жесткости (ср. иммунитетной жесткостью терминосистемы у П.Р.Й.Л. Хендрикса (1999: 11)) или культуральной иммунитетной мягко­сти, присущих тем или иным художественным текстам.

6. Словом, переводчику остается лишь повторять:

                        «Как в небе облака вспотевшие,

                          что ждут свой выход в крайний срок,

                          во мне стоят полки потешные

                          все тех же одуревших слов».

 

Литература

 

1.     Барт Р. SIZ. – М., 2001.

2.     Бондарь С.В. Звуковая стилистика: аспекты фонетического значения. Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – М., 2001.

3.     Борхес Х.Л. Сочинения в трех томах. – М., 1994, т.1, 2.

4.     Залевская А.А., Каминская Э.Е., Медведева И.Л., Рафикова Н.В. Психолингвистические аспекты взаимодействия слова и текста. – Тверь, 1998.

5.     Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. – М., 1995.

6.     Ситкарева И.К. Лакуны в художественном тексте: лингвокультурологическое исследование (на материале художественных произведений писателей франкоязычной Европы). Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – Пермь, 2001.

7.     Фесенко Т.А. Концептуальные основы перевода. – Тамбов, 2001.

8.     Хендрикс П.Р.Й.Л. Лингвостилистический аспект сопоставительного анализа лексики при переводе (на материале текстов по европейской интеграции на русском, английском и нидерландском языках). Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – М., 1999.

9.     Шадрина И.Н. Фоносемантическая доминанта как структурообразующий компонент текста перевода (экспериментальное исследование на материале русского и английского языков). Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – Горно-Алтайск, 2001.

 

(0,25 п.л.)