11. Е.В. Бобырева

Волгоградский государственный педагогический университет, г. Волгоград

 

РЕЛИГИОЗНЫЙ ДИСКУРС В СИСТЕМЕ ТИПОВ ОБЩЕНИЯ

Идентификационный номер 0420700038\0011

 

 Для составления полной картины какого-либо типа общения интересным и необходимым оказывается установление того места, которое занимает тот или иной образец дискурса в общей массе типов общения, его связей и отношений с другими типами дискурса. Поскольку дискурс есть текст, погруженный в ситуацию общения, традиционно выделяются типы институционального общения по сфере, по типу общественного института, который они обслуживают, например, политический, педагогический, религиозный, научный, медицинский и др.

 Любопытную точку зрения на предмет выделения типов дискурса высказывает В.В. Красных. По ее мнению более оправданным представляется говорить, в первую очередь, о том или ином типе национального дискурса. Так, русский дискурс определяется ею как «вербализованная речемыслительная деятельность, понимаемая как совокупность процесса и результата, обладающая как лингвистическими, так и экстралингвистическими планами и осуществляемая на русском языке представителями русского национально-культурного сообщества» (Красных, 1998: 114). А далее в рамках единого национально-культурного поля выделяются дискурс политический и педагогический и другие, которые, по мнению автора, представляют собой лишь модификации русского дискурса, определенным образом адаптированные к той сфере, в которой они функционируют. На наш взгляд, такая точка зрения весьма интересна, не лишена определенного смысла. Однако, далее неизбежно, в рамках любого национального дискурса так или иначе выделяются все те же институциональные типы – политический, педагогический, научный, медицинский, религиозный дискурс и т.д. Именно поэтому классификация типов дискурса по особенностям ситуации и сферы общения представляется нам более оправданной и целесообразной.

 Религиозный дискурс имеет ряд присущих только ему характеристик и занимает свое особое место в структуре типов дискурса. Считаем возможным выделить как ряд закономерностей построения и функционирования религиозного дискурса, отличающих его от других типов и подчеркивающих его индивидуальность и специфику, так и некоторые черты, общие с другими типами коммуникации – педагогическим, политическим, медицинским и др.

а. Религиозный и педагогический типы дискурс. Как педагогический, так и религиозный дискурс охватывают два наиболее значимые института общества – школу и церковь. До недавних пор времени было бы бессмысленно говорить о степени значимости последней в жизни современного российского общества, однако в настоящее время церковь прочно заняла свое место среди других общественных институтов и охватывает все более широкие массы населения. 

 Педагогический и религиозный дискурс объединяет наличие в некоторой степени схожих целей и задач. В дискурсе педагогическом центральный участник дискурса – учитель передает ученикам знания, сообщает нормы поведения и основы морали, которые были накоплены обществом ранее и культивируются в обществе сейчас. Учитель, при этом, выступает своеобразным выразителем концентрированного опыта, мудрости многих предшествующих поколений и обладает достаточно высоким авторитетом в обществе. Центральный участник религиозного дискурса – «агент» (который может быть облачен в какой-либо духовный сан (епископ, митрополит, дьякон, игумен, монах, пономарь и выступать исполнителем определенной роли - проповедник, духовник) также является носителем (не от своего имени, а выступая только в качестве «трансагента» между Богом и человеком) высшего знания, мудрости, с одной стороны, предоставленной человеку Всевышним, а, с другой стороны, опыта, накопленного человеческим социумом в течение тысячелетий. В чем-то эти две фигуры (учителя и священнослужителя в широком смысле слова, агента религиозного дискурса) схожи – а именно, в том, что оба являются носителями некоторого концентрированного опыта и знаний. В отличие от учителя, агент религиозного дискурса несет разносторонние знания, при этом делая акцент, прежде всего, на всеобщих, а не на специфических квантах информации. Представляется уместным и провести параллель, что в некоторых разделах Священного Писания к Иисусу обращаются не иначе как «Учитель», а он именует своих последователей учениками.

 Любой священнослужитель преподносит информацию согласно канонам того учения, религиозного направления, течения, последователем которого он является. Он обязан рассматривать и передавать информацию именно так, как требует его вера. При нарушении данного требования, его признают вероотступником. Безусловно, любой учитель также находится в определенных социальных рамках. Однако, в демократическом обществе учитель несколько более свободен в выражении своей точки зрения на ту или иную проблему, даже если его точка зрения отличается от традиционно признанной.

 Как педагогический, так и религиозный дискурс отличает наличие некоего ритуала общения. В обоих видах дискурса присутствует определенный, установленный набор ритуальных действий – вербальных и невербальных – которые во многом предопределяют тональность, закономерности построения и стратегии развития дискурса – определенная форма одежды, поведение во время занятия, правила начала и окончания урока, ритуальные действия (жесты) во время его проведения и т.д.; равно как и поведение во время церковной службы, набор ритуальных действий во время ее совершения. В обоих случаях ритуал определяется нормами и правилами, установленными социумом, в котором функционирует данный институт – педагогический или религиозный. Для педагогического дискурса ритуальными являются приветствие учителя вставанием за партой при начале и окончании урока, подъем руки при желании ответить; руки, лежащие горизонтально на парте, при выражении готовности слушать и воспринимать информацию, выход к доске для ответа и т.д. В дискурсе религиозном также присутствует особый ритуал, включающий определенные жесты и поведение: обхождение дьяконом храма с кадилом перед началом службы – ритуал изгнания злых духов; поднятая рука пастора – знак начала проповеди; возложение рук на голову верующего, прихожанина – знак отпущения грехов; целование тыльной стороны руки священнослужителя или иконы – мольба о прощении; окропление прихожан водой - ритуал очищения, омовения от грехов и т.д.

 Необходимо отметить, что общественные нормы и рамки поведения в определенном обществе могут вносить некоторые коррективы в жесты и ритуал в целом – так, например, для западной культуры в рамках педагогического дискурса вполне естественно сообщать о своем желание ответить не только поднятой рукой (согнутой в локте и стоящей на парте), но и вербально (сообщение с места о готовности продемонстрировать свои знания – выкриком), тогда как в русской лингвокультуре данное поведение воспринимается как желание выделиться, недостаточная тактичность, отсутствие хороших манер. Точно так же, в католицизме или буддизме не будет понятен ритуал целования руки священнослужителя или иконы во время исповеди, ритуал приложения к иконе губами во время молитвы, а также ритуал каждения храма во время литургии. Также отличается в разных религиях ритуал совершения молитвы, который в православной культуре сопровождается коленопреклонением, осенением себя крестным знамением и целованием иконы; для католицизма же характерна общая молитва при отсутствии каких-либо специальных жестов ее сопровождающих, в исламе при совершении молитвы молящийся на протяжении длительного времени не просто находится на коленях, но и всем телом припадает к земле и т.д. 

 Адресант как религиозного, так и педагогического дискурса обладает неоспоримым авторитетом и любое его указание, наставление должно исполняться и исполняется беспрекословно и не подвергается сомнению. Однако, последствия неповиновения значительно различаются в данных видах дискурса – шалость и простой отказ исполнить приказание в педагогическом дискурсе может повлечь за собой устное порицание учителя, удаление из класса, вызов родителей для беседы; совершение же греха, отступление от религиозных правил и канонов в дискурсе религиозном влечет за собой отлучение от церкви и как высшую кару для истинно верующего – наказание Бога, невозможность обретения его поддержки как в этой, так и в иной, будущей жизни.

 И религиозный, и педагогический дискурс не лишены некоторой театральности; сценой выступает либо аналой и другие места храма (в зависимости от того, какой вид богослужения совершается), либо класс и кафедра преподавателя.

 Конечной целью религиозного дискурса является передача высшей истины, божественного знания; он является концентрацией знания и несет объективную истину. Конечной целью педагогического дискурса в отличие от дискурса религиозного, является также передача информации от агента (учителя) клиенту (ученику), но не утверждение объективной истины, а лишь бесконечный поиск такой истины и сообщение результатов поиска, существующих и признанных на данный момент. Кроме того, вся информация, передаваемая в ходе религиозного дискурса, должна приниматься на веру, иначе она просто станет бессмысленной, любые поиски аргументов или объяснений (характерные для педагогического дискурса) лишают религиозный дискурс своеобразия, внутренней сути, ореола тайны и просто сводят его «на нет». В педагогическом же дискурсе вся сообщаемая информация обязательно аргументируется. Представляется возможным говорить о том, что религиозный дискурс лишен рациональности. Его основой является эмоциональное переживание чуда, переживание единения с высшей силой – Богом и с коллективом единоверцев. Любая попытка перевести религиозный дискурс в рациональную сферу неизбежно лишит его специфики, вплоть до того, что последний может перейти в иной, отличный от религиозного, жанр.

 Как в педагогическом, так и в религиозном дискурсе находят реализацию практически все ценности, существующие в коллективном сознании нации и социума вообще – суперморальные, моральные, утилитарные, субутилитарные. Педагогический дискурс по самой своей природе, целям и задачам призван формировать человека и его духовную сферу. Именно поэтому в нем сочетаются ряд целей обучения, среди которых обучающая и развивающая занимают главенствующее положение. Развивая и обучая, педагогический дискурс должен формировать основы, заложить все существующие ценности, сформировать личность учащегося. Но в ходе педагогического дискурса, прежде всего, подчеркивается значимость и акцентируется внимание на формировании моральных и утилитарных ценностей, которые должны, в конечном итоге, сформировать человека как личность, привить ему понимание норм морали, присущих как данной нации, так и социуму в целом. В отличие от педагогического дискурса, религиозный освящает все виды ценностей, от суперморальных до утилитарных, поскольку только единство данных ценностей позволяет представить человека, его внутренний мир в неразрывном единстве – однако, для религиозного дискурса более значимы ценности моральные и суперморальные, а для педагогического – моральные и утилитарные.

 Еще одним отличием религиозного и педагогического дискурса в этом плане является то, что «школа», как обобщенное понятие института образования и развития личности в данном обществе, при формировании ценностных ориентиров личности обязательно придает им некоторую идеологическую окраску. Иначе и быть не может, поскольку школа является частью данного общества, формирует и выражает определенные идеологические взгляды и идеи. Таким образом, выделить полностью де-идеалогизированный педагогический дискурс не представляется возможным. Что касается дискурса религиозного, то в идеале, раскрывая суперморальные ценности для всего человечества, церковь, как центральный институт религиозного дискурса, должна стоять и стоит над общественной жизнью и, в некоторой степени, должна быть оторвана от идеологических, политических проблем, существующих в данном обществе. И хотя на практике это не всегда так, представляется возможным говорить о том, что религиозный дискурс менее идеологизирован.

 Таким образом, у религиозного и педагогического дискурса есть множество точек соприкосновения, что определяется их главными целями - донести до адресата знания, сформировать личность с определенными взглядами и ценностными установками, заложить нормы и правила поведения как в рамках определенного общественного института (школа, церковь), так и в обществе в целом. 

б. Религиозный и политический дискурс. Как ни странно, между религиозным и политическим дискурсом гораздо больше точек соприкосновения, чем может показаться на первый взгляд. Прежде всего, и в религиозном, и в политическом дискурсе имеет место мифологизация сознания человека, имеет место вера в магию слов, в божественную роль лидера (Шейгал, 2004). И религиозный, и политический дискурсы строятся на некоем внушении, под которым в психологии понимается способность навязывать другим свои идеи. В политическом дискурсе внушение проводится с помощью целенаправленной пропаганды и агитации – форм, которые в модифицированном виде присутствуют и в религиозном дискурсе – например, в тексте церковной проповеди. Религиозный дискурс объединяет людей в единстве веры, так же как в политике люди объединены высшей политической идеей. Выход за пределы некоторого сообщества, придерживающегося определенных взглядов (идеологических или религиозных), неизбежно ведет к вытеснению за пределы данной политической или религиозной группы - к переходу из разряда «свой» в разряд «чужой».

 Язык власти – это язык «посвященных». Как отмечает Р. Водак, политический язык находится как бы между двумя полюсами – функционально обусловленным специальным языком и жаргоном определенной группы со свойственной ей идеологией (Водак, 1997). Совершенно справедлив, с некоторыми уточнениями, данный тезис и для языка религии. Язык религии - это язык некоторой замкнутой группы, которая в отличие от участников дискурса политического ограничена и объединена не единством политических взглядов и идеологией, а в некотором смысле более сильной сущностью - верой. Язык религии также как и язык политики рассчитан на определенную группу, которая должна быть хотя бы элементарно подготовлена к восприятию сообщения. Кроме того, и язык религии, и язык политики, выполняет некую рекламную функцию, в том смысле, что, оставаясь «языком для посвященных», он, одновременно, должен быть в некотором смысле доступен широким массам («чужим»), которые прислушиваются к сказанному и, в случае принятия определенных идей, готовы перейти в класс «своих».

 Выступления политических лидеров, как правило, полны обещаний. Текст агитационных речей обычно строится по следующей (допускающей некоторые вариации) схеме: «Если вы пойдете за нами/разделите наши взгляды……. Вы будете\получите…. Вам гарантируется……. Если нет…… вас ожидает….» и т.д. Если отвлечься от реального лексического наполнения любого из агитационных текстов, их можно в сжатом виде представить как некую схематичную посылку: «Если вы останетесь с нами, вас ожидает «светлое будущее» и счастливая жизнь, если же вы разделите взгляды других (оппонентов, наших идеологических противников, врагов), ничего хорошего в будущем не ждите». То же наблюдается и в религиозном дискурсе, однако, при констатации таких формул священнослужитель в большей степени апеллирует к эмоциональной сфере верующего, именно поэтому возводятся в абсолют идеи греха, наказания, адских мук, расплаты «на том свете».

 И в религиозном, и в политическом дискурсе кроме мифологизации сознания присутствует обязательный компонент страха, человека зомбируют, лишают воли, заставляют под страхом страданий (физических или душевных) принять предлагаемую концепцию и слепо следовать за лидером. Страх перед невзгодами существования и надежда на светлое будущее – вот, на наш взгляд, посылки, которые создают благодатную почву, на которой произрастают ростки веры в политические или религиозные посылы, в политического (вождя) или религиозного лидера (Бога), «… политики, так же как и проповедники, обещают своей «пастве» светлое будущее, в котором царит мир и всеобщее процветание. Воспринятые некритическим сознанием и подкрепленные верой в авторитет вождя (царя земного или небесного), политические лозунги становятся постулатами политической религии» (Шейгал, 2004: 40). Мифологизация сознания подкрепляется и соответствующей атрибутикой: икона, хоругвь, кадило – в религии и портреты вождей, скульптурные произведения, политические плакаты – в политическом.

 Как мы уже отмечали, и язык религии, и язык политики представляют собой довольно замкнутое семантическое пространство, в том смысле, что рассчитаны на определенный круг «своих», содержат массу языковых единиц малопонятных или вообще непонятных непосвященному человеку. Хотелось бы остановиться на эзотеричности или тайноречии как свойстве, присущем языку, как политической, так и религиозной коммуникации. «Политики как никто другой, умеют уходить от прямого ответа на вопрос, умеют сказать много и при этом не сказать ничего» (Шейгал, 2004: 77). В этом плане язык религии также близок политическому. Магия религии, магия воздействия во многом содержится именно в слове, в лексическом наполнении языка религии. Однако, если эзотеричность политического дискурса носит прагматический характер, то эзотеричность в религиозном дискурсе основана на внутренней мистике языковых знаков, которые, благодаря своей необычности и малопонятности, создают эффект нереального, божественного, в которое хочется верить как в некую сказку: «Судия всех придет; комуждо отдати по делом его; да не падше и обленившееся, но бодрствующее и воздвижении в делание обрящемся готови, в радость и Божественный чертог славы Его совнидем, ижеде празднующих глас непрестанный, и неизреченная сладость зрящих Твоего лица доброту неизреченную». Любая тоталитарная власть узурпирует значения многих политических терминов, благодаря чему достигается некая косность и завершенность политического дискурса, выполняющая функцию защитного механизма по отношению ко всей системе власти. Тот же «защитный механизм» действует и в религиозном дискурсе.

 Сила веры и воздействие в религиозном дискурсе подкрепляется еще и ритуалом, а также непосредственно фигурой священнослужителя, медиума – своеобразного «представителя» Бога на земле. Верующие, приходящие в храм, действительно воспринимают медиума, священнослужителя как некое божество, окутанное ореолом тайны. Такую иллюзию тайны призвана создать вся обстановка храма – открывающиеся и закрывающиеся в определенные моменты службы «священные врата»; появляющаяся из «священных врат» и исчезающая за ними фигура священника; прилюдно надеваемая на шею священнослужителя епитрахиль (двухчастная лента, свободно спадающая спереди), выносимые в определенные моменты службы дикирий (двусвечник с перекрещенными свечами), кропило (предмет, используемый для окропления человека водой при отпущении грехов), а также другие предметы религиозного культа, артефакты. Так же, как образ священнослужителя, «наместника Бога на земле» в религиозном дискурсе, в тоталитарном обществе воспринимается фигура политика – как некоего вождя, властелина, «Бога» для определенной группы населения. Однако, в современном политическом дискурсе такой ореол святости политика быстро разрушается. Очевидно, именно для того, чтобы не разрушить ореол святости и не вызвать недоверия паствы религиозные лидеры выдерживают дистанцию с прихожанами. Даже в случае простого выхода священника к пастве он сохраняет все религиозные атрибуты – ряса, нагрудный крест, митра, которые, на наш взгляд, играют роль некоторого «оберега» и одновременно мистифицируют образ.

 И религиозный, и политический дискурс театральны по своей природе. Адресат политического дискурса выступает в роли наблюдателя, воспринимающего многие политические события как разыгрываемое для него действо. Политики обязательно работают на публику, непроизвольно лицедействуют. Та же театральность, еще в более открытом и концентрированном виде присутствует в религиозном дискурсе. Иллюзия игры значительно усиливается в последнем случае наличием специально созданного и определенным образом декорированного места (храма) и вовлечением в «игру» адресата (верующего), который в отличие от адресата политического дискурса активно участвует в происходящем, повторяя за священнослужителем определенные священные действия: «Миром Господу помолимся…», «Поклонимся Цареве нашему Богу…» и т.д.

 Как политический, так и религиозный дискурс чрезвычайно манипулятивны по своей природе. Манипулирование – это некое психологическое насилие, осуществляемое в форме игры (игра на потребности человека в любви, внимании и понимании), а также в форме прямых и косвенных угроз и запугиваний. Манипулятивность в религии – это контроль сознания, «манипулирование с целью насильственной индоктринации человека (то есть внедрения определенного стереотипа мышления в рамках определенной парадигмы) без его информированного согласия» (Целуйко, 2004: 25). Манипулятивность призвана подчинить «публику», заставить ее поверить в истинность того, что происходит и что говорится.

 Конечной целью как религиозного, так и политического дискурса (как, впрочем, и педагогического) является воспитание личности. Разными являются только подходы к воспитанию и формированию личности, те ценности, которые закладываются и считаются приоритетными, а также конечные цели, которых желают и стремятся достичь. В религиозном дискурсе процесс воспитания сводится к получению человека, способного полностью подчиняться, следовать установленным нормам, правилам и требованиям, безапелляционно принимающего на веру постулаты веры и почитающего высший авторитет. Воспитание личности в политическом дискурсе сводится к воспитанию человека с активной жизненной и политической позицией, способного отстаивать свою точку зрения (не принимать на веру, а именно, аргументировать, отстаивать), вести дискуссию, доказывая свои политические взгляды. Как мы видим, несмотря на противоположность политики и религии как таковых, политический и религиозный дискурс имеют немало точек соприкосновения.

в. Религиозный и медицинский дискурс. В том, что касается религиозного и медицинского дискурса, их сближает, прежде всего, сакральный характер. Для демонстрации актуальности и значимости как религиозного, так и медицинского дискурса, представляется возможным провести некую аналогию – оба в центр внимания ставят жизнь человека с той лишь разницей, что для медицинского дискурса более значима физическая ее составляющая, а психическая, эмоциональная выступает как неизбежно сопровождающая и оказывающая огромное влияние на первую; тогда как для религиозного важна именно эмоциональная сторона природы человека, состояние его души, психики. Как тело, так и душа – высшие ценности, которыми обладает человек, поэтому священнослужитель, к которому обращается верующий за советом и наставлением может быть уподоблен медику, в руки которого больной вверяет свою жизнь. Болезни как физические, так и духовные неизбежны, а потому неизбежно существование и общественных институтов (больница, церковь), а также агентов (врач, священник), занимающиеся их излечением.

 Сакральность проявляется и в том, что агенты религиозного и медицинского дискурса получают некий доступ к тайнам человека, к некоторым фактам жизни, которые люди не готовы выставлять напоказ в обычной жизни, но которыми они просто должны поделиться с кем-то для облегчения своего физического и эмоционально-психического состояния (неслучайно, кстати, будущие врачи приносят клятву Гиппократа, а служители церкви проходят посвящение в духовный сан). В религиозном дискурсе этому подчинен жанр исповеди, которую образно можно назвать излечением души, поиском морального, духовного успокоения. После прохождения таинства исповеди происходит духовное воскрешение, обновление человека; человек, избавляясь от грехов и гнетущих мыслей, как бы воскрешается к новой жизни, в которой, как он надеется, он сможет не грешить. Точно также после прохождения медицинского лечения у человека своеобразно обновляется тело (пусть и на уровне ощущений). Кроме того, научно доказанный факт – многие наши физические болезни имеют в своей основе психические нарушения (неврозы, депрессия и т.д.). Схожи и этические нормы, которым следуют участники религиозного и медицинского дискурса – неразглашение врачебной тайны с одной стороны и тайна исповеди с другой. Для достижения положительного результата в лечении пациент должен абсолютно доверять врачу, точно также как и при очищении души, прихожанин должен иметь абсолютное доверие к своему духовнику. 

 Стоит упомянуть и о языковом плане этих двух типов дискурса. Религиозный дискурс обладает своим особым языком, который непонятен (или не до конца понятен) лицам, не знакомым с данной (религиозной) сферой. Такая необычность придает еще большую сакральность данному типу общения; именно это обстоятельство во многом способствует тому, что священник нередко рассматривается простым прихожанином как некое сверхъестественное существо, обладающее огромной внутренней властью, данной ему Богом, и способное разрешать многие (если не все) вопросы и проблемы жизни человека. Такое восприятие еще более усиливается при наличии фактов чудесного исцеления, улучшений в жизни и т.д. Необычная речь при этом как бы дополняет, завершает создание мифического образа служителя культа. Особой терминологией обладает и медицинский дискурс, многие медицинские термины не доступны обывателю и медицинские работники, свободно оперирующие в речи сложными понятиями, также наделяются неким ореолом святости.

 Схож и ритуал, а также система ритуальных знаков религиозного и медицинского дискурса – ряса, митра, кадило, крест и другие предметы – у служителей культа; белый халат, медицинская шапочка, стетоскоп – у медицинских работников. Как религиозный, так и медицинский дискурс относятся к числу древнейших; врач может рассматриваться в качестве модифицированного жреца, общающегося с высшими силами для исцеления больного. Еще одна черта, которая сближает эти два вида дискурса – внушение, как способ воздействия на сознание и психику человека для сообщения ему наиболее важных квантов информации. В религиозном дискурсе данный прием используется для передачи клиенту информации, которую он должен принять на веру, не требуя доказательств. В медицинском – внушение используется для лечения серьезных нарушений нервной системы и психики.

 Религиозный дискурс занимает особое место среди других типов общения, сближаясь в некоторых аспектах с политическим, педагогическим и медицинским.

 

Литература

 

1.      Водак Р. Язык. Дискурс. Поэтика / Р. Водак. – Волгоград: Перемена, 1997. – 139 с.

2.       Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация) / В.В. Красных. – М.: Диалог МГУ, 1998. – 352 с.

3.       Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: Монография / Е.И. Шейгал. – Волгоград: Ин-т Языкознания РАН, Волгогр. гос. пед. ун-т, 2000. – 397 с.

4.       Целуйко В.М. Психология нетрадиционных религий в современной России / В.М. Целуйко. – Волгоград: Принт-Терра Дизайн, 2004. – 206 с.

(0, 56 п.л.)