7. Е.А. Ничипорович
Тверской государственный университет, г. Тверь
К ЛИНГВОСИНЕРГЕТИЧЕСКОМУ ОПРЕДЕЛЕНИЮ
КУЛЬТУРНОГО КОНЦЕПТА
Ключевые слова: культурный смысл, концепт, ситуативный сценарий,
межкультурная коммуникация, лингвоконцептосфера
1.
Этнокультуральная специфика любого дискурса обеспечена культурными смыслами
– подвижными и, как правило, неочевидными для внутрикультурной рефлексии следами
коммуникативного поведения и ценностного отношения «коллективной
языковой личности» (Никитина, 1993) к фрагментам «человекомерной» реальности
(сватовство, купля-продажа, ссора с соседями, обсуждение планов на лето и т.п.).
В соответствии с синергетическим принципом положительной обратной связи, сами
эти фрагменты реальности выделяются и приобретают значимость, или «культурный
вес», в ходе бесчисленных повторений и структурно-содержательных модуляций
предпочитаемых в данном социуме и в данную эпоху интеракций. Однотипные
совокупности таких интеракций, возникающие в сходных контекстных условиях,
называются «когнитивными фреймами» (ван Дейк, 1989: 17), ситуативными, или
«культурными, сценариями» (Вежбицкая, 1999).
Ситуативные
сценарии насыщены латентными или виртуальными (способными к самодемонстрации!)
культурными смыслами – ценностными ориентирами поведения, стандартными
импликациями, «разделяемыми знаниями» (shared knowledges), коммуникативными
экспектациями, конвенциональными знаками отношения говорящих друг к другу и к
конструируемой в режиме «я-ты-здесь-сейчас» реальности общения.
Практическое владение культурными смыслами – это важнейшая часть
культурно-коммуникативной компетенции языковой личности. Но эти смыслы - самая
трудноуловимая часть прагматической информации, к которой обычно относят знания,
убеждения, предположения в момент общения. Культурные смыслы, как правило, не
рефлектируются носителями языка. Их вербальные манифестации, если таковые
имеются, не получают специальных помет в толковых и двуязычных словарях. И
именно они являются источником взаимонепонимания и рассогласований в
межкультурной коммуникации, представляя наибольшую – неизвестную! – трудность
для инофонов – культурных аутсайдеров, уже говорящих на изучаемом языке, но еще
не освоивших «культурную грамматику», которой неосознанно пользуются инсайдеры.
2. Из
фрагментов внутрикультурного и межкультурного общения (реальных коммуникативных
эпизодов или их беллетристических имитатов), в развитии которых просматривается
«каркас» – тот или иной ситуативный сценарий, – конкретнее, из наполняющих такие
фрагменты слов, фразеорефлексов, стереотипов и ритуалов коммуникативного
поведения лингвокультурологи экстрагируют и абстрагируют тот или иной
культурный смысл, пользуясь методами рефлексии, «абдукции» в смысле Ч. Пирса,
контрастивного анализа, опираясь при этом на собственную
культурно-лингвистическую интуицию. В результате такой операции получается
онаученная производная культурного смысла, формулируется культурный концепт.
Маркируем этот полученный «объект» индексом 2. (О концепте с индексом 1 см.
далее.) Эксперты пользуются концептом2 как инструментом для «культурной
разработки» других фрагментов реальной коммуникации, художественных текстов,
словарных статей и т.п., чтобы доказать правомерность выделения «объекта» своего
внимания и «культурную специфичность» его вербальных манифестаций (см. например,
работы, помещенные в «Антологии концептов» (2007)).
Культурный
концепт2 – это такая же интерсубъективная, подвижная, т.е. склонная к
переопределению сущность, как и предлежащий ему культурный смысл.
Интерсубъективность и подвижность культурного концепта отражает
«вопросно-ответный режим функционирования картины мира» (Новиков, Зотова, 2001:
246). «В основе человеческого мышления лежит не классическая логика, а логика с
нечеткой истинностью, нечеткими связями и нечеткими правилами вывода», поэтому и
концепты – это «ментальные образования с нечеткими границами» (Слышкин, 2000:
9), которые, что принципиально, нуждаются в непрерывной переинтерпретации.
Концепты, то есть то, что выделено сознанием метанаблюдателя, «сохраняются или
выбраковываются механизмами диалогического отбора на практическую подгонку к
живому опыту» (Киященко, Тищенко, 2004: 254). Согласимся с тем, что концепт2
«расположен между понятием и словом обыденной речи»: претензия на всеобщность и
объективность, свойственная понятию, резко ограничена в нем контекстностью,
свойственной слову в обыденном употреблении. Чтобы концепт2 выполнял оперативную
функцию в научной дискуссии, особенно междисциплинарной, исследователям
достаточно договориться о его имени, выделяющем содержание, указав для такого
выделения «ближайшее, наиболее очевидное основание» (там же).
Задачам
нашего исследования удовлетворяет самое широкое определение концепта2 как
структурно-функциональной единицы лингвоконцептосферы, например, такое:
«многомерное идеализированное формообразование, опирающееся на понятийный базис,
закрепленный в значении какого-либо знака: научного термина, слова или
словосочетания обыденного языка (...), невербального предметного или
квазипредметного образа, предметного или квазипредметного действия и т.д.» (Ляпин,
1997: 18).
3. Обратную
– равно необходимую – перспективу исследования задает представление о
концепте1 как о смысловой потенции, уже заложенной в структурах языка и
мышления. Д.С. Лихачев, вслед за С. Аскольдовым, называет концептами скрытые
в тексте заместители мысленных функций, некие потенции значений, облегчающие
общение и тесно связанные с человеком и его опытом (Лихачев, 1997: 6).
Концептосфера при таком понимании сути ее минимальных единиц это «совокупность
потенций, открываемых в словарном запасе отдельного человека, как и всего языка
в целом» (Лихачев 1997: 5). В.В. Колесов подразумевает под концептом «чистый
смысл», еще не обретший языковой формы. Этот «первосмысл» (архетип, константа)
актуализируется в процессе коммуникации: из концепта-«зернышка» (конгениальная
этимология!) прорастают все содержательные формы его воплощения в
действительности (Колесов, 1999: 33; см. также: Демьянков, 2001).
По Ю.Е.
Прохорову, несмотря на различие подходов к исследованию концепта (лингвокультурологический,
психолингвистический, лингвокогнитивный) и терминологическую разноголосицу в
толкованиях его сути и функций, во всех проанализированных этим автором
современных определениях концепта наличествует (скрытая или поименованная) сема
«начала», «зачинательности», «первичного» (Прохоров, 2006: 160-182).
4.
Культурные смыслы-«потенции» непрерывно кумулируются в семантической структуре
слов, фразеорефлексов, прецедентных высказываний и текстов в виде «виртуальных»
коннотативных сем. Они же, в силу взаимопорождающей связи дискурса и когниции
(Алефиренко, 2003: 216) актуализируются или нейтрализуются, во всяком случае,
постоянно переструктурируются в коммуникации. Г.К. Косиков справедливо замечает,
что «коннотативные смыслы суггестивны, неопределенны, расплывчаты, и потому их
расшифровка всегда предполагает значительную долю субъективности. В реальном
наличии таких смыслов можно быть уверенным лишь в случае их явной избыточности»
(Косиков, 1994: 282).
Самыми
благоприятными коммуникативными условиями для самообнаружения неявных,
нерефлектируемых культурных смыслов, к которым можно отнести, во-первых,
профессиональный перевод, ориентированный на избегание псевдоэквивалентности
знаков и регулярно при этом наталкивающийся на «непроходимость»,
«непрозрачность» их семантики (явный сигнал наличия в них культурных смыслов!),
а во-вторых, неинституционализованную межкультурную коммуникацию.
Воспроизведем несколько эпизодов межкультурного общения, не останавливаясь на
интерпретации (концептуализации) самопроявляющихся культурных смыслов,
т.к. о специфике лежащих в их основе культурных сценариев свидетельствуют
метакомментарии инофонов:
(а) Зигрид (немка, архитектор, 30): Что она (мать – Е.Н.) кричит ребёнку –
так угрожающе?
Е.Н.: «Сейчас упадёшь!» Слышишь?
З.: Да-да... Какие ужасные слова! Ах, снова!
Е.Н.: Но она имеет в виду: «Слезай, иначе упадёшь!»
З.: Все равно страшно! Но почему она пугает сына, запрещает ему двигаться?
(б) Две женщины (русские, обеим около 30 лет) разговаривают за столиком в
бистро, их дочери (5-6 лет) кружатся
рядом под музыку, тихо подпевают и смеются.
Женщины (почти хором, громким шепотом): «Вы что? С ума
сошли?» Девочки замирают,
потом притоптывают неуверенно, смущенно оглядываясь на посетителей.
Маттиас (немец, физиотерапевт, 30): Что такое? Нельзя здесь танцевать?
Е.Н.: Мамочки не разрешают.
М.: Почему?
Татьяна (студентка, 25): Думают, что это неприлично. Или это кому-то помешает.
М.: Не может быть, бред какой! (Тверь, февраль 2003)
(в) Зигрид (немка, архитектор, 30): Ася и Ангелика (немка, практикантка, 23):
давно дружат?
Е.Н.: Вчера познакомились.
З.: Быть не может! Так общаются люди, которые знают друг друга много лет.
Ася (русская, учитель, 25) Ангелике: Мне кажется, что я знаю тебя сто лет!
(смеются) Ты – свой человек!
Ангелика и Зигрид (почти хором) Как это – «свой человек»? (Тверь, 1998)
(д) Андреас (немец, журналист, 35): Поразительно, вы становитесь друзьями сразу!
Саша (русский, музыкант, 29) Ну, Леша – свой парень. Нужно ему помочь... А как
же дружить – по часам,
по календарю?
Бригитте (немка, музыкант, 55) Русская дружба горячая, похожая на любовь...
А.: Вы сразу начинаете ходить друг к другу домой – по несколько раз в неделю,
дарить безо всякого повода подарки...
(Швейцария, 2002)
При
лингвосинергетическом подходе к автореферентной сверхсложной системе культурных
смыслов (лингвоконцептосфере), становящейся в коммуникации, задача выявления
культурных смыслов облегчается системной динамикой и потенциальной
направленностью самих выявляемых сущностей. Культурный смысл, можно сказать,
стремится быть понятым. Он получает в сознании любого неравнодушного
метанаблюдателя потенциальные, довыразимые очертания концепта1 – мыслеобраза,
который готов к овнешнению, к вербальной и невербальной манифестации, к
обретению знаковой формы.
Амбивалентная роль концепта2 в лингвосинергетической теории как «объекта» и
«инструмента» моделирования соотносится с деятельностной, кинетической
природой предлежащей ему сущности – концепта 1 как смыслового потенциала,
«стремящегося» быть освоенным, понятым, использованным со стороны культурных
инсайдеров в качестве ценностного ориентира их поведения: «Концепт это как бы
сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в
ментальный мир человека, и, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего
человек – рядовой обычный человек, не творец культурных ценностей, сам входит в
культуру, а некоторых случаях и влияет на нее» (Степанов, 2001: 40).
5. В
толкованиях сути концепта часто встречаются пространственные метафоры
«плотности», «объемности», «одетости», «протяженности»: «голый концепт»,
«концепт как облако», концепт как «снежный ком» (Попова, Стернин,
1999: 32), «концепт как поле ценностно осмысленного традиционного знания» (Шестак,
2004: 254) и т.д., задающие широкую амплитуду применений этого термина: от
полной «схваченности» мыслеобраза (гештальта) языковым или неязыковым знаком,
его «уплотнения» или «воплощения» в слове-концепте, до высокого уровня
абстрагирования и гипотетичности, характерных для концепта-конструкта как
результата исследовательской рефлексии над текстами культуры.
В поле
аргументации могут одновременно удерживаться, по принципу трансфлексии (Киященко,
Тищенко, 2004), «центростремительная» и «центробежная» ипостаси концепта
(Прохоров, 2006), а именно понятие о концепте2 как структурно-функциональной
единице, стягивающей в точку исследовательской рефлексии живые становящиеся
культурные смыслы (концепт как «частица», conceptus – в значении ‚понятие’) и
понятие о концепте1 как о смысловом потенциале единичного слова, артефакта и
т.п., стремящемся к манифестации в дискурсе, в «коммуникативном сознании»
носителей языка (Стернин, 2003: 37-39), и далее, в метакультурной рефлексии
(концепт как «волна», conceptum – в значении ‚зародыш, зернышко’), где
концепт1 обращается в концепт2. Максимально удаленные друг от друга
пределы единого понятия о концепте (то, чем исследуется и то, что
исследуется) создают необходимое напряжение в «экологически валидной» теории,
сопровождающей становление в коммуникации лингвоконцептосферы – сверхсложной
системы культурных смыслов.
Литература
1. Алефиренко Н.Ф.
Поэтическая энергия слова. Синергетика языка, сознания и культуры / Н.Ф.
Алефиренко. – М., 2002.
2. Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика и И.А. Стернина. – М., 2007.
3. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / А. Вежбицкая. –
М., 1999.
4. Демьянков В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и научном
языке / В.З. Демьянков // Вопросы филологии. – 2001. – № 1 (7). – С. 35-46.
5. Киященко Л.П., Тищенко П.Д. Опыт предельного – стратегия «разрешения»
парадоксальности в познании / Л.П. Киященко, П.Д. Тищенко // Синергетическая
парадигма. Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания.
– М., 2004. – С. 232-258.
6. Косиков Г.К. Идеология. Коннотация. Текст / Г.К. Косиков // Барт Р. S/Z. –
М., 1994. – С. 277-302.
7. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка / Д.С. Лихачев // Известия РАН.
Сер. ОЛЯ. – 1997. – № 3. – С. 3-9.
8. Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода / С.Х. Ляпин // Концепты.
Научные труды Центрконцепта. – Архангельск, 1997. – Вып. 1. – С. 11-35.
9. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание / С.Е. Никитина. –
М., 1993.
10. Новиков А.И., Зотова А.К. Смысловая составляющая проекции текста: опыт
экспериментального исследования / А.И. Новиков, А.К. Зотова // Проблемы
психолингвистики: теория и эксперимент. – М., 2001. С. 234-246.
11. Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие концепта в лингвистических исследованиях /
З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж, 1999.
12. Прохоров Ю.Е. Концепт, текст, дискурс в структуре и содержании коммуникации.
Дисс. ... д-ра филол. наук / Ю.Е. Прохоров. – М.-Екатеринбург, 2006.
13. Слышкин Г.Г. От текста к символу. Лингвокультурные концепты прецедентных
текстов в сознании и дискурсе / Г.Г. Слышкин. – М., 2000.
14. Степанов Ю.С. Константы. Словарь концептов русской культуры / Ю.С. Степанов.
– М., 2001.
15. Стернин И.А. Коммуникативное поведение и национальная культура народа / И.А.
Стернин // Филологические записки. – Воронеж, 1993. – Вып. 1. – С. 180-186.
16. Шестак Л.А. Категория фрейма в описании языка / Л.А. Шестак // Категория
фрейма в исследовании описании и преподавании языка. – Самара, 2004. – С.
250-262.
(0, 29 п.л.)