13. А.А. Романов
РЕГУЛЯТИВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ УЧАСТНИКОВ ДИАЛОГА
(СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)
Ключевые слова: регулятивная деятельность, диалог, речевое действие, коммуникативное взаимодействие, коммуникативные роли.
Известно, что передача общественного опыта между людьми, воплощенного в культуре, «внегенетическим путем» предполагает в качестве необходимого условия использование знаков и знаковых систем. Культура человечества, его социальный опыт основаны на деятельности (Полторацкий, Швырев, 1970: 77). Знаки и знаковые системы также возникают и существуют как определенные средства, призванные обслуживать деятельность.
Формирование деятельности в широком смысле этого понятия предполагает ряд условий. Во-первых, деятельность выступает, прежде всего, как предметная деятельность, как деятельность с предметами и при помощи предметов. Сама по себе она носит опосредованный характер, так как человек ставит между собой и природой «орудие». Во-вторых, она предполагает не только использование «орудий», но и их изготовление. В свою очередь изготовление «орудий» предполагает наличие и возможность их воспроизводства. И, в-третьих, она является общественной деятельностью, носит социальный характер. Причем ее общественная социальная природа не состоит лишь в объединении – кооперации, которая в свою очередь отнюдь не рассматривается как некая механическая сумма усилий отдельных людей, объединенных чисто внешним образом. Эта деятельность представляет собой некоторое целое, в котором осуществление одних действий зависит от осуществления других, что позволяет говорить о том, что такая деятельность имеет свою собственную структуру.
Структура сама по себе также не является простой совокупностью явлений и действий, а характеризуется тем, что отдельные входящие в ее состав элементы находятся в определенных жестких зависимостях от других элементов. Характерным является и то, что свойства или само существование одних элементов в структуре зависит от других. Кстати говоря, это последнее качество отличает структурное объединение от простой совокупности или объединения элементов: сравните в этой связи груду кирпичей и выложенную из этих же кирпичей арку или словарь какого-нибудь языка и определенный рассказ, написанный на этом языке. Поэтому зависимость одних элементов от других можно считать простейшим признаком понятия структуры, который далеко не исчерпывает ее содержание. Сказанное присуще и речевой деятельности, входящей в состав общечеловеческой деятельности.
В структурированной речевой (и диалогической в том числе) деятельности можно проследить определенные зависимости между ее элементами. Одним из таких бесспорно общих моментов является воспроизводство деятельности, и речевой в том числе. Структурированный характер деятельности вообще предполагает зависимость одного вида деятельности от другого. Например, деятельность по передаче социального опыта предполагает деятельность по выработке навыков и умений, связанных с конкретным видом опыта, а также с деятельностью по обучению этим навыкам и умениям. Отсюда возникает определенная зависимость в распределении ролей в той или иной структуре деятельности. В этой связи в такой деятельности всегда будут присутствовать ролевые позиции «обучающего» в широком смысле этого слова или «организатора», а также «исполнителя».
Если перенести сказанное на структуру диалогической деятельности, то налицо система действий «организатора» и «исполнителя», что в совокупности и составляет общую, структурированную деятельность этих участников в рамках диалога, т.е. регулятивную деятельность. При этом в структуре диалогической регулятивной деятельности действия «организатора» обусловливают и определяют действия «исполнителя». Эта та существенная общность, которую имеют оба эти вида деятельности. Характерной их особенностью является то, что, не представляя собой непосредственно конкретных действий с целью реального изменения речевого поведения собеседника, они, тем не менее, являются условиями осуществления таких изменений.
Например, само содержание речевых действий (в частности, при показе каких-либо способов построения речевых конструкций или исполнении какого-либо этикетного действия, ритуального акта) может не отличаться, во всяком случае в своих главных звеньях, от реальных речевых действий, которые совершают носители изучаемой речевой культуры.
Однако демонстрируемое в качестве речевого образца действие имеет особую функцию, отличающуюся от функции аналогичного реального действия в конкретной жизненной и культурной ситуации. Отсюда и функция первого действия состоит прежде всего в том, чтобы не изменить положение дел во внешнем мире, а выработать установку «исполнителя» на воспитание (в широком смысле) определенного навыка деятельности в ситуации диалогического общения, которая может быть приближена к реальной и которая должна отражать основные, прототипные, в духе Р.Д. Солсо, характеристики реальной ситуации коммуникативного взаимодействия. К ним в первую очередь относятся формирующие комплексный и целостный образ признаки в виде «набора стимулов, воплощающих множество сходных форм одного и того же паттерна» (там же, с. 93).
В этой связи подчеркнем то характерное, что чрезвычайно важно для понимания сути регулятивной диалогической деятельности, а именно: действия «организатора» выступают таким образом как план или программа другого действия и оказываются известными регуляторами поведения как самого организатора, так и исполнителя, выступающего в качестве его партнера (см.: Романов, 1988; 1989). При этом сама регуляции поведения (как речевого, так и неречевого) других участников ситуации общения является специальной целью данных действий.
Хотя и в этом случае могут проявляться изменения в реальной форме поведения участников ситуации общения и реальных обстоятельств (сравните, например, «вживание» в образ), такое изменение носит скорее побочный характер и представляет собой скорее условие, а не цель действия. Поэтому правомерно утверждать, что связь между двумя действиями – «регулирующим» и «регулируемым», «образцом и имитацией» – носит информационный характер.
Первое действие направлено не на то, чтобы реально изменить объект воздействия и его речевую форму поведения, а на то, чтобы реально сообщить некоторую информацию. Ведь не сами по себе действия «организатора» заставляют (каузируют) «исполнителя» следовать замыслу первого: «организатор» и «исполнитель» включены в некоторое социальное отношение, которое и заставляет их оценивать выбранный образец деятельности не просто как последовательность каких-то речевых или физических движений, а как известную норму поведения, которую они должны не только освоить, но и реализовать. Если этого не произойдет, то ситуация диалогического общения приведет к коммуникативному рассогласованию, коммуникативной неудаче или срыву.
Только в этой связи деятельность «организатора» и деятельность «исполнителя» можно назвать регулирующей деятельностью. Причем эта деятельность имеет смысл и свою значимость только в связи с «регулируемой» деятельностью названных партнеров. Комплексный характер диалогической регулятивной деятельности реализуется не иначе как в форме деятельности отдельных индивидов, т.е. участников интерактивного взаимодействия в ситуации реального общения. Однако проявление деятельностных характеристик участников коммуникации подчиняется определенным нормам, носящим общественно-значимый характер, другими словами, в любых действиях участника ситуации диалогической коммуникации существует некая нормативная сторона, которая не зависит от способности того или иного участника, а определяется содержанием этих действий. Поэтому с выделением сторон «регулирующей» и, соответственно, «регулируемой» деятельности партнеров в диалоге выделяются и отношения между участниками ситуации общения как отношения определенного ролевого набора, которые реализуют сами собеседники в диалоге.
Но если регулирующие и регулируемые аспекты диалогической деятельности связаны с ролевым исполнением участниками коммуникативного взаимодействия, а именно – с ролями «организатора» и «исполнителя», то «воспитательный» (т.е. направляющий общение по нормативному руслу) аспект речевой деятельности проявляется в ролевом наборе «взрослый», «родитель» и «ребенок» или «дитя» (о данных ролевых проявлениях в интерактивном взаимодействии см.: Э. Берн). Следует заметить, что в ролевом поведении участников диалогической коммуникации могут проявляться все три позиции, но ситуативно будет преобладать только одна из них: либо «взрослый и взрослый», либо «родитель и дитя», либо «дитя и дитя».
Характеристика указанных ролевых проявлений представлена в ряде работ автора. Здесь же лишь отметим, что в теории трансактного анализа Э. Берна (т.е. анализа взаимодействия в общении, понимаемого как взаимодействие этих позиций), каждый участник коммуникативного взаимодействия является носителем указанных трех относительно независимых и обособленных личностных позиций.
Следует иметь в виду, что использование метода трансактного анализа обусловлено тем, что в качестве основных действий в ситуации общения выступают действия, осознанно или неосознанно направленные на изменение или регулирование своей или чужой позиции в общении, т.е. на изменение межличностного статуса. В этой связи еще раз отметим, что эти понятия являются всего лишь терминами трансактного анализа игр (в нашем случае – речевых или коммуникативных игровых ситуаций) и имеют смысл, не совпадающий с обыденным пониманием этих слов.
Кроме того, важно подчеркнуть, что «исполнитель», например, должен усвоить нормы деятельности, которые передает ему «организатор», не только потому, что этот исполнитель» – Петров, Иванов или просто Саша или Рома, а потому, что он находится в роли «исполнителя» в ситуации диалогического общения. И эта роль обусловливается общественной необходимостью передачи накопленного человеческим обществом опыта в широком смысле и необходимостью решения поставленных конкретных задач со стороны участников ситуации диалогического общения. Точно также и роль «взрослый» или «ребенок» исполняется не в прямом соответствии с их возрастными параметрами, а в соответствии с конкретными коммуникативными задачами, продиктованными ситуацией диалогического взаимодействия. Скорее всего, эта роль интерактивно-прагматического, точнее, функционально-прагматического порядка. Выбор данного ролевого исполнения определяется, скорее всего, со стороны «организатора».
Следует обратить внимание на то, что одна и та же роль может осуществляться разными людьми и по-разному, а также важно учесть, что предложение исполнять ту или иную роль диктуется спецификой самой ситуацией диалогического общения. Более того, человек может выступать в нескольких ролях одновременно, не подвергая свое поведение критическому осуждению. Так, например, человек может быть «инициатором» и «организатором» процесса диалогического обмена и в то же время исполнять роль «исполнителя» в конкретной ситуации общения. При этом, репертуар его коммуникативных и иных действий будет определяться ролью «исполнителя» как участника, т.е. одного из необходимых компонентов ситуации диалогической коммуникации.
Понятие «роли» – социологическое понятие (см.: Я. Щепанский), и, разумеется, его недостаточно, чтобы анализировать реальное индивидуальное поведение говорящего субъекта в полном объеме. Его недостаточно даже для того, чтобы ответить на такой элементарный вопрос: почему одна и та же роль осуществляется разными людьми по-разному? Для ответа на этот вопрос необходим анализ не только роли и специфики ее коммуникативного проявления, но и анализ личности, выполняющей эту роль. Тем более необходим он при рассмотрении мотивации выбора той или иной роли и, наконец, при исследовании процесса поведения субъекта в конкретных ситуациях, когда необходимо выбранную роль исполнять и когда участники интеракции ожидают от партнера действий, соответствующих выбранной и заявленной роли. Для выбора конкретных коммуникативных задач этот вопрос решается несколько иначе, так как конкретная ситуация диалогического общения имеет свой необходимый ролевой репертуар, который распределен в соответствии с конкретным аспектом регулятивной деятельности.
В связи с разделением «регулирующей» и «регулируемой» деятельности возникает вопрос о том, насколько само это разделение характерно для человека как субъекта диалогической и – шире – речевой деятельности, потому что подобие регулирующей и регулируемой деятельности можно найти и в животном мире. В рамках настоящей работы нет задачи углубляться в анализ этой проблемы, однако следует заметить, что в последнем случае, как полагают зоопсихологи, имеет место просто процесс регулировки поведения одних животных другими, хотя он и связан в некоторой степени с «дифференциацией ролей» в стаде или стае, обусловленной биологической стороной жизни животного.
Таким образом, речевая деятельность в ситуации коммуникативного взаимодействия включается в качестве элемента в более общий тип деятельности – регулятивную деятельность и структурно коррелирует с ее оперативными единицами в виде конкретных действий, направленных на разрешение задач в ситуации диалогического общения. Соотношение указанных типов деятельности экспонируется в специфическом «репертуаре» ролевых проявлений субъектов диалогической деятельности – «организатора», «исполнителя», отражающих динамику их взаимодействия в процессе обыденной интеракции. Регулятивный характер речевой деятельности обусловливает функционально-семантическую доминанту речевых проявлений (действий) партнеров в ситуации диалогической коммуникации на уровне структурного признака «способ регуляции». Кроме того, регулятивный аспект речевой деятельности определяет некоторую канонизированность и ритуальность макро- и микроструктур коммуникативных образований (дискурсных образований), используемых участниками интеракции. Безусловно, что ролевые характеристики «организатора» в регулятивном аспекте связаны с прагматической доминантой «авторитетности» у лица, выступающего в роли «организатора». Обозначенные признаки в структуре диалогической деятельности указывают на понятийное основание коммуникативных дискурсных образований, которое лежит в основе модели каузации поведения адресата (партнера, выступающего в роли «исполнителя» и «адресата») посредством «навязывания» ему определенной нормы речевого (и не только речевого) поведения.
Литература
1. Полторацкий А., Швырев В. Знак и деятельность / А. Полторацкий, Швырев В. – М., 1970.
2. Романов А.А. Системный анализ регулятивных средств диалогического общения / А.А. Романов. – М., 1988.
3. Романов A.A. Иллокутивная структура диалогического текста как иерархия целевых программ / А.А. Романов // Автоматический анализ, перевод, обучение пониманию текста. – М.-Черновцы, 1989. – С. 22-24.
4. Солсо Р.Л. Когнитивная психология / Р.Л. Солсо. – М., 1996. – 600 с.
(0, 3 п.л.)
Из книги: Романов А.А. Лингвистическая мозаика: Избранное. – М.: ИЯ РАН, ТвГУ, ТГСХА, издательство «Агросфера», 2006. – С. 183-188.