5_10

5. И.И. Чесноков/ I.I. Chesnokov

Волгоградский государственный педагогический университет, г. Волгоград

Volgograd state pedagogical University, Volgograd

ТАКТИКИ ВИНДИКТИВНОГО ДИСКУРСА И ЭКСПЛИЦИТНЫЕ ПЕРФОРМАТИВНЫЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ

TACTICS OF VINDICTIVE DISCOURSE AND EXPLICIT PERFORMATIVE UTTERANCE

Ключевые слова: виндиктивный дискурс, тактика речевого общения, перформативное высказывание, эксплицитный перформатив

Keywords: vengeance discourse, tactics of a dialogue, performative utterance, explicit performative element
В статье описаны специфические стратегии и тактики виндиктивного воздействия в русской лингвокультуре. В виндиктивном дискурсе используются «эксплицитные перформативы», которые автор рассматривает как продукты свертывания эмотивных форм выражения тактик изгнания, поругания и злопожелания в синкретичные речевые формулы, и «скрытые перформативы», на базе которых в процессе исторического развития общества и языка сформировались эксплицитные перформативные высказывания.
Some specific strategies and tactics of vengeance effect in Russian lingual culture are described in the article. “Explicit performatives” and “hidden performatives” are used in vengeance discourse. “Explicit performatives” are result of the coagulation of emotive forms of expulsion, profanation and ill-wishing tactics into syncret vocal formulas. On the base of ‘hidden performatives” explicit performative utterances were formed in the course of historical development of the society and language.

Одним из источников социальной активности человека является эмоциональный концепт, представленный в русскоязычном обыденном сознании ключевым словом «месть». Названный концепт находит свое выражение не только в предметно-практической, но и возникшей на ее основе речевой деятельности, которая характеризуется фрустрационной обусловленностью, осознанностью, целенаправленностью, агрессивностью и по прагматическим параметрам определяется нами как виндиктивный дискурс (см.: Шаховский, Чесноков 2005).

Глубинным психологическим мотивом данного вида речевой деятельности является потребность индивида в эмоционально-энергетической разрядке, которая трансформируется в целевую установку, связанную с устранением источника фрустрации (или замещающего его объекта) и установлением границы, отделяющей свое (безопасное) от чужого враждебного пространства. Реализуется данная целевая установка в стратегиях устрашения и проклятия и соответствующих им тактиках угрозы, а также изгнания (иди (ты) в баню, – в болото и т.д.), поругания (мразь, сволочь и т.д.) и злопожелания (чтоб (ты) провалился, – сдох и т.д.). Понимание проклятия как стратегии опирается в данном случае на представленную в словаре В.И. Даля дефиницию глагола проклинать, проклясть, который означает: «црк. предать анафеме, отлучить от церкви; // въ гражд. быту: лишать благоволения; изгонять отъ себя, лишая насльдья и всякаго общенья; // ругать, поносить, призывать на кого бьдствiя, желать кому зла, ненавидеть» (Даль, 1979: 490). Под стратегией в контексте изучаемого вопроса подразумевается генеральная линия речевого поведения, направленная на достижение поставленной цели, а под тактикой – прием реализации избранной линии поведения, который соотносится с речевым актом (о разграничении стратегий и тактик речевого поведения см.: Труфанова, 2001).

Наиболее эксплицитным средством выражения речевого акта является перформативное высказывание. Ему присущи следующие признаки: эквиакциональность (равнозначность действию), неверифицируемость (неприложимость к перформативам критерия истинности / ложности, так как перформативное высказывание истинно в силу самого его произнесения), автореферентность (перформативное высказывание отсылает к самому себе), автономинативность (перформативный речевой акт описывает себя), эквитемпоральность (совпадение времени перформативного глагола с моментом речи), компетентность (наличие полномочий у говорящего), определенная грамматическая оформленность (перформативное высказывание должно содержать глагол, для которого возможно такое употребление формы первого лица единственного числа настоящего времени (несовершенного вида) активного залога индикатива, которое равносильно однократному выполнению обозначаемого этим глаголом действия) (Богданов, 1985: 19; 1990а: 59-61; Апресян, 1986: 208). Перформатив, обладающий всеми выше названными признаками, является, как справедливо отмечает М.Л. Макаров (2003: 168), идеальной формой эксплицитного перформативного высказывания, которая довольно редко встречается в практике языкового общения. Перформативный глагол может иметь формы: а) первого лица единственного числа простого будущего времени активного залога индикатива (прошу Вас задержаться), б) третьего лица настоящего времени активного залога индикатива в неопределенно-личных предложениях (пассажиров просят пройти на посадку), в) второго и третьего лица настоящего времени пассивного залога индикатива (Вы утверждаетесь в должности директора, пассажиры приглашаются на посадку), г) третьего лица единственного числа настоящего времени активного залога индикатива (деканат ходатайствует о предоставлении доценту Иванову внеочередного отпуска) и некоторые другие (см. подробнее: Апресян, 1986: 211).

Однако хорошо известно, что далеко не все речевые акты могут быть выражены посредством эксплицитного перформатива: нельзя, к примеру, совершить актов похвальбы или угрозы, сказав «настоящим я хвалюсь» или «настоящим я угрожаю» (см.: Серль 1986: 177). Если же это происходит, то говорящий, по мнению З. Вендлера (1986: 238), совершает «иллокутивное самоубийство», поскольку цель высказываний с подобного рода глаголами «становится явной в то время как она должна быть тщательно замаскированной, иначе высказывание не будет успешным».

К числу не имеюших эксплицитного перформативного выражения традиционно относятся и интересующие нас речевые акты (тактики) угрозы и поругания. При этом помимо выше указанного существует и иное объяснение такому положению дел. По мнению М.Ю. Федосюка (1997: 116-117), перформативными высказываниями располагают только те речевые жанры (тактики), которые позволяют добиться желаемой иллокутивной цели путем простого информирования адресата о своей иллокутивной силе. «Так, – пишет указанный автор, – несколько упрощая положение дел, можно утверждать, что для того, чтобы посредством просьбы побудить адресата к какому-либо действию, достаточно лишь проинформировать его о желании говорящего, чтобы он произвел данное действие, а чтобы с помощью сообщения рассширить знания адресата какими-либо сведениями, необходимо просто сообщить ему о соответствующем намерении говорящего. Если же достижение иллокутивной цели зависит не только от информации об иллокутивной силе, но и от конкретных содержания или формы высказывания, то глагол речи, соответствующий такому высказыванию, окажется не эквивалентом этого высказывания, а лишь описанием его, т.е. не перформативным, а дескриптивным».

Одним из условий, при котором это происходит, как считает ученый, является нацеленность речевого жанра (тактики) на эмоциональную сферу адресата. К такого рода жанрам (тактикам) помимо прочих он относит угрозу, нацеленную на то, чтобы вызвать у адресата чувство страха, и оскорбление (поругание), направленное на ухудшение эмоционального состояния адресата. Цели указанных речевых жанров (тактик), продолжает исследователь, «могут быть достигнуты путем передачи адресату сообщения определенного содержания, но никак не простым информированием его о самих этих целях», а потому такие высказывания, как «Я угрожаю» или «Я оскорбляю (ругаю)» оказываются способными «описывать высказывания соответствующих речевых жанров, но ни в коей мере не являются эквивалентами этих высказываний».

Опираясь на аргументы М.Ю. Федосюка можно объяснить отсутствие эксплицитной перформативной выраженности и у выделяемых в настоящей работе тактик изгнания и злопожелания, ориентированных на причинение адресату-агрессору морального и/или физического вреда и реализуемых в бытовой сфере общения. Что же касается такого высказывания, как «Я проклинаю тебя», которое можно рассматривать в качестве эксплицитного перформативного выражения и уже упоминавшейся тактики поругания, и тактики изгнания, и тактики злопожелания (т.е. всех составляющих стратегии проклятия), то его следует считать образованием позднего периода в развитиии ВД, связанного с приспособлением данного вида речевой деятельности к статусно ориентированному (институциональному) общению, позволяющему агенту социального действия в силу имеющихся у него полномочий достигать коммуникативной цели – причинения адресату-агрессору морального и / или физического вреда – путем простой констатации факта его отчуждения от себя и / или коллектива. Действительно, родители, обретая в родовой культуре полномочия карать за непослушание своих детей, получали вместе с этим и возможность не прибегать в конфликтах с ними к эмотивному речеповедению и не использовать соответствующие выше названным тактикам такие вербальные формулы, как «иди (ты) к черту», «сволочь», «чтоб ты провалился» и пр. Отцу или матери достаточно было сказать своему ребенку «я тебя проклинаю», и это речевое действие имело эффект в силу его принятия обеими сторонами конфликта и всеми членами семьи и сообщества: ребенок лишался родительского благоволения, покидал дом и становился для своих чужим, в статусе которого пребывал либо до снятия (при определенных условиях) проклятия, либо до конца жизни.

То же самое можно сказать и об эксплицитном (с опущенным первым актантом) перформативе «анафематствую (ем) имярек и (или) его ересь», который наряду с более ранними имплицитными перформативами «имярек да будет анафема» и «имярек-у – анафема» используется в религиозной сфере общения обладающими властью служителями культа для констатации факта отлучения индивида от церкви за тяжкое догматическое или дициплинарное преступление и является эффективным, поскольку принимается всеми членами социума верующих: преданный анафеме исключается из церковной общины, отлучается от святых таинств и пр. и пребывает в таком положении до снятия (при определенных условиях) анафемы или вечно (см.: Православная энциклопедия, 2000: 276).

Таким образом, эксплицитные перформативы «я тебя проклинаю» и «анафематствую (ем) имярек и (или) его ересь» можно рассматривать как продукты свертывания эмотивных форм выражения тактик изгнания, поругания и злопожелания в синкретичные (рациональные) речевые формулы, необходимые для статусно ориентированного (институционального) общения, где «взаимодействие индивидов происходит не на уровне личностей, а на уровне позиций, статусных ролей» (Макаров 2003: 168) и где обладающему властью субъекту для достижения коммуникативной цели, связанной с причинением адресату-агрессору морального и/или физического вреда, достаточно лишь констатировать факт его отчуждения от себя и /или сообщества. Данная гипотеза, в свою очередь, согласуется с воззрением на эксплицитные перформативы основоположника теории речевых актов Дж.Л. Остина (1986: 69), который говорил о том, что «мы можем сделать по крайней мере одно достаточно обоснованное предположение: исторически, с точки зрения эволюции языка, эксплицитный перформатив должен быть результатом позднейшего развития по сравнению с некоторыми первичными высказываниями, многие из которых (если не все) уже сами по себе являются скрытыми перформативами и входят в качестве составных частей во все или в большинство эксплицитных перформативов». Думается, что тактики поругания, изгнания и злопожелания и являются теми скрытыми перформативами, на базе которых в процессе исторического развития общества и языка сформировались рассмотренные выше эксплицитные перформативные высказывания, обслуживающие сферу институционального общения и объективирующие конвенциональные акты социального взаимодействия.

Литература

1. Апресян Ю.Д. Перформативы в грамматике и словаре / Ю.Д. Апресян // ИАН СЛЯ. – 1986. – Т. 45. – № 3.

2. Богданов В.В. Перформативное предложение и его парадигма / В.В. Богданов // Прагматические и семантические аспекты синтаксиса. Сб. науч.тр. – Калинин: Издательство Калининского госуниверситета, 1985.

3. Богданов В.В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты / В.В. Богданов. – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1990.

4. Вендлер З. Иллокутивное самоубийство / З. Вендлер // НЗЛ. Лингвистическая прагматика. – Вып. 16. – М., 1985.

5. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. / В.И. Даль. – М.: Русский язык, 1979.

6. Макаров М.Л. Основы теории дискурса / М.Л. Макаров. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.

7. Остин Дж.Л. Слово как действие / Дж.Л. Остин // НЗЛ. Теория речевых актов. – Вып. 17. – М., 1986.

8. Православная энциклопедия / Под общ. ред. Патриарха Моск. и всея Руси Алексия II. – М.: Церков.-науч. центр «Православ. энцикл.», 2000.

9. Серль Дж.Р. Классификация иллокутивных актов / Дж.Р. Серль // НЗЛ. Теория речевых актов. – Вып. 17. – М., 1986.

10. Труфанова И.В. О разграничении понятий «речевой акт», «речевой жанр», «речевая стратегия», «речевая тактика» / И.В. Труфанова // Филологические науки. – 2001. – № 3.

11. Федосюк М.Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров / М.Ю. Федосюк // Вопросы языкознания. – 1997. – № 5.

12. Шаховский В.И., Чесноков И.И. Фрустрации – эмоции – дискурс (к теории виндиктивного дискурса) / В.И. Шаховский, И.И. Чесноков // Языковая личность в дискурсе: Полифония структур и культур. Материалы междунар. науч.-практ. конф. – М.-Тверь: ИЯ РАН, ТвГУ, ТГСХА, 2005.

References

1. Apresyan Yu.D. Performativy v grammatike i slovare / Yu.D. Apresyan // IAN SLYa. – 1986. – T. 45. – № 3.
2. Bogdanov V.V. Performativnoye predlozheniye i yego paradigma / V.V. Bogdanov // Pragmaticheskiye i semanticheskiye aspekty sintaksisa. Sb. nauch.tr. – Kalinin: Izdatelstvo Kalininskogo gosuniversiteta, 1985.
3. Bogdanov V.V. Rechevoye obshcheniye: pragmaticheskiye i semanticheskiye aspekty / V.V. Bogdanov. – L.: Izd-vo Leningr. un-ta, 1990.
4. Vendler Z. Illokutivnoye samoubiystvo / Z. Vendler // NZL. Lingvisticheskaya pragmatika. – Vyp. 16. – M., 1985.
5. Dal V.I. Tolkovyy slovar zhivogo velikorusskogo yazyka: V 4-kh t. / V.I. Dal. – M.: Russkiy yazyk, 1979.
6. Makarov M.L. Osnovy teorii diskursa / M.L. Makarov. – M.: ITDGK «Gnozis», 2003.
7. Ostin Dzh.L. Slovo kak deystviye / Dzh.L. Ostin // NZL. Teoriya rechevykh aktov. – Vyp. 17. – M., 1986.
8. Pravoslavnaya entsiklopediya / Pod obshch. red. Patriarkha Mosk. i vseya Rusi Aleksiya II. – M.: Tserkov.-nauch. tsentr «Pravoslav. entsikl.», 2000.
9. Serl Dzh.R. Klassifikatsiya illokutivnykh aktov / Dzh.R. Serl // NZL. Teoriya rechevykh aktov. – Vyp. 17. – M., 1986.
10. Trufanova I.V. O razgranichenii ponyatiy «rechevoy akt», «rechevoy zhanr», «rechevaya strategiya», «rechevaya taktika» / I.V. Trufanova // Filologicheskiye nauki. – 2001. – № 3.
11. Fedosyuk M.Yu. Nereshennyye voprosy teorii rechevykh zhanrov / M.Yu. Fedosyuk // Voprosy yazykoznaniya. – 1997. – № 5.
12. Shakhovskiy V.I., Chesnokov I.I. Frustratsii – emotsii – diskurs (k teorii vindiktivnogo diskursa) / V.I. Shakhovskiy, I.I. Chesnokov // Yazykovaya lichnost v diskurse: Polifoniya struktur i kultur. Materialy mezhdunar. nauch.-prakt. konf. – M.-Tver: IYa RAN, TvGU, TGSKhA, 2005.

(0, 27 п.л.)